Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Как при лужку, при лужке,
Во широком поле,
При знакомом табуне
Конь гулял по воле!
При знакомом табуне
Конь гулял по воле!..

— Хорошо поют, — заметил Басс, извлекая свои гусли. — Ну что? Пока мясо жарится? — и, не дожидаясь согласия… -

Корабли постоят
И ложатся на курс.
Но они возвращаются сквозь непогоду…
Не пройдёт и полгода,
Как я появлюсь,
Чтобы снова уйти,
чтобы снова уйти на полгода…

Я удивился, увидев, как начал подпевать Иван, причём по-русски, широко раскрыв глаза и довольно красиво:

— Возвращаются все,
Кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин…
Возвращаются все,
Кроме тех, кто нужней…
Я не верю судьбе,
я не верю судьбе, а себе — ещё меньше…

И мне хочется думать,
Что это не так,
Что сжигать корабли скоро выйдет из моды…
Я, конечно, вернусь —
Весь в друзьях и в мечтах…
Я, конечно, спою — не пройдёт и полгода…

… - Ты откуда знаешь Высоцкого? — спросил я Ивана. Болгарин пожал плечами:

— Отец любит… любил… любит.

— Ясно, — кивнул я. А Андрей уже снова подначивал Баса:

— Игорь, давай эту, — он напел: — 'Не хватило чуть-чуть нам попутной погоды…'

— Понял, сейчас, — Басс положил перед собой котелок: — Рубли и валюту кидайте сюда…

Не хватило чуть-чуть нам попутной погоды…
Все пороги прошли, вроде всё позади, —
Просто слишком везло нам все время в последние годы,

Но тревожное чувство невольно копилось в груди… — он помолчал, глядя в огонь, особенно яркий в сгущающихся сумерках и продолжал, перебирая струны:

— А когда меж озер запетляла красавица Хета,
Гальку разных пород в Ледовитый неся океан,
Ураганным порывом промчалось таймырское лето,
Первый снег опустился на плечи седых Путоран.

Норд завыл и закрыл горизонт облаками,
Бьет дождем по стеклу и гудит, как орган.
Среди топких болот затерялась фактория Камень.
Мы на ней пятый день. Пятый день — ураган.

Тяжело ожидать, если день тот не первый,
Если завтра опять не отправимся в путь.
Все устали. Уже начинают пошаливать нервы…
Не спешите, друзья, потерпите, ребята, чуть-чуть…

…Стемнело совсем, звёзды перемигивались почти во всё небо, только на севере, где-то над хребтами Кавказа, похоже, шёл дождь. Но ветер дул на запад, и я, пиная в ручей камешки, лениво подумал, что тучи снесёт в Чёрное море.

Наш лагерь всё шумел, хотя многие уже спали, но этот шум мне не мешал. Я отошёл к концу гряды, на которой мы остановились — тут тропинка вновь уходила в лес, заплетённый кустарником, через который нам придётся продираться завтра. Далеко-далеко впереди, в неразличимой тьме, тоже горели костры — россыпью, штук шесть. Как это обычно бывает ночью, я не мог понять, сколько до них. Могло быть и двадцать, и пятьдесят, и больше километров по прямой. Интересно, кто это, подумал я, вглядываясь в огни… и вдруг меня охватило странное, захватывающее дух чувство — как в парке, когда кружишься на 'ветерке'. Огни надвинулись с бешеной скоростью… или нет, это даже была не скорость, а… не объяснишь словами, просто я вдруг увидел эти костры так, словно оказался рядом с ними, чуть сверху. Точнее не скажешь. Я почему-то не испугался и не удивился, а просто рассматривал людей у костров. И высокого мальчишку с длинными светло-русыми волосами, нижняя часть лица которого была закрыта жёсткой кожаной маской. Мальчишка стоял, уперев согнутую ногу в пенёк и положив руки на рукоять длинной шпаги, поставленной у носка другой ноги. Руки почти до самых локтей были закрыты крагами, на которых поблёскивал металл.

Он поднял глаза. Встретился со мной взглядом.

И мне показалось, что я упал с высоты не меньше трёх метров…

… - Олег, Оле-ег…

Голос был негромким, а вот хлопки по щекам — довольно ощутимыми. Я открыл глаза и различил над собой лицо Джека.

Я сел, придерживая рукой затылок. С трудом ворочая языком, спросил:

— Что со мной было?