не вывинчивай крюк в полу' и всё такое. Летающая Рука…
— Нет, — покачал я головой. — Лотар вообще-то очень мало пишет про Пацифиду, но у него тоже сказано про 'барабанную дробь в джунглях'… Так, а что было дальше?
— Мы ушли, — пожал плечами Тиль. — Гребли, как черти, пока не оказались вне видимости берегов. С тех пор, — вдруг заключил он неожиданно, — я жалею, что не пошёл в джунгли. Хотя там погиб бы наверняка.
— Не обязательно, — покачал я головой. — Лотар не погиб.
— И не только он, — подтвердил кто-то из ребят Лаури. — Вообще-то не так уж мало людей проходили Пацифиду.
— Тебе видней, — заметил Лаури, — ты ведь плавал с Эмилем ярлом…
— Плавал, — согласился парень, — и ушёл от него сам, Лаури ярл. Но смелости у Эмиля ярла было не отнять. Он проходил Пацифиду — правда, без меня…
— Эмиль — это тот, остатки отряда которого мы добили на Крите? — вспомнил я. Лаури кивнул:
— Между прочим, Дэннис Лиан, который пропал на Крите — я про него упоминал, когда разговаривали с Жоэ — тоже там бывало. На Пацифиде, в смысле.
— В кого ни ткни — либо умер, либо пропал… — пробормотал я. Джек возразил:
— Не думаю, что это как-то связано.
— Да я не о связи, — отмахнулся я, — расспросить некого.
— Вообще-то про Пацифиду чего только не рассказывают, — сказал Тиль серьёзно. — И Город Света там. И Бесконечная Дорога в тех местах начинается. И просто что там заповедник разной нечисти.
— Это, кстати, не исключено, — заметил Джек.
— Согласен, — поддержал его Лаури. — Тут и везде-то немало странного.
— Вроде носферату, про которых ты говорил, Джек? — вспомнил я.
— Вроде, — кивнул Джек. — И более того.
Кабанов было не меньше двадцати только взрослых самцов и самок. Эти звери не умеют смотреть вверх, но нас они почуяли, хотя мы находились на верху крутого склона, заканчивавшегося сырой низинкой, где и шли неспешно кабаны.
— Вот и ужин с развлечением на всю компанию, — сказал Лаури.
— Угу, — согласился я, прикинув, как буду действовать и доставая дагу. — Ну что…
Договорить я не успел — кто-то на правом фланге засвистел пронзительно и заорал: 'Пошли, пошли, вперёд!' Мы рванулись вниз по склону, как в атаку.
Да это и была атака. Кабаны не могли бежать нам навстречу, вместо этого они массой подались назад, теснее сплачиваясь и закрывая подсвинков и поросят. Массивные клиновидные головы опускались к земле, обнажались выгнутые кинжалы клыков. Утробное хрюканье перерастало в угрожающе-истошный визг — кабаны заметили врага.
Нас.
— Растягивайте их! — послышался чей-то весёлый возглас. Кругом кричали, улюлюкали, слышался хрип кабанов, отбивающих броски…
— Сюда!..
— Давай!..
— А-а-ах-х!..
— Быстро!..
— Н-на!..
— Оп!..
— Бей!..
Я пролез мимо какого-то парня, которого мотал кабан, а парень держался обеими руками за меч, вошедший в пасть до рукояти — из ноздрей широкого пятачка и из пасти лилась кровь. Ухватив жёсткую шерсть за ушами, я почти лёг на бок кабана и вогнал дагу под левую лопатку — кабан лёг мгновенно.
— Спа… сибо… — выдохнул парень, с трудом вытягивая меч. — Сзади!..
Я кувыркнулся через тушу кабана, пропуская мимо страшную, оскаленную и ощетиненную свинью. Взрывая мокрую землю, она развернулась, попыталась обойти тушу — я перекатился через неё вновь и, ухватив самку под коленом правой передней ноги, свалил. Мальчишка, которому я помог, сверху отвесно пробил её насквозь и широко улыбнулся.
— В расчёте, — я поднялся тоже с улыбкой. Неподалёку докалывали визжащих поросят, кому-то, отчаянно ругающемуся, уже зашивали рану на ноге. Я несколько раз всадил дагу в землю и заорал:
— Эй! Мои все целы?!
— Меня убили! — так же заорал в ответ Боже. Вокруг грохнули.
— Похоронишься и доложишь! — не остался в долгу я. — А пока давай принимайся за разделку! Это вообще всех касается, але!..
…Я, кажется, уже упоминал, что в отличие от охоты последующая за нею разделка туш — дело редкостно мерзостное. По-моему, привыкнуть к этому нельзя, особенно если это в промышленном масштабе. Но почти двести парней хотят есть. Кто-то уже разжигал костры, склон долины звенел от шума и гама, а на другом склоне неспешно скапливались в ожидании ночи волки. Им поживы тут явно много останется. Долбила гитара, и чей-то голос выл:
С другой стороны не менее громко ревели на несколько голосов по-голландски (или по-фламандски?) что-то похоже столь же похабное.
— Застрельщики славных дел, — заметил, подходя, Вадим. — Любое славное дело застрелят… Пошли к костру. Только помоемся сначала.
— Мне такие сборища всегда напоминают турслёты, — признался я, когда мы отмывались. — Фу, всё равно кровью воняю… Не люблю я этого запаха, — я обратил внимание, что Вадим смотрит на меня странными глазами и удивился: — Ты чего?
— Да вот я вспомнил, — медленно сказал он, — февраль, когда мы с немцами негров на Марице перебили. Как ты тогда глаз негру вынул и ногой на животе у него раздавил… Что, тогда кровью не пахло?
Я смерил его долгим, внимательным взглядом:
— Чего ты хочешь? Испортить мне настроение?
— А оно у тебя хорошее?! — то ли в шутку, то ли всерьёз поразился Вадим.
— Да! — рявкнул я, вскакивая.
— Тише, тише, дети, не ссорьтесь! — подал голос Серёжка Лукьяненко, отмывавшийся неподалёку. — Пошли, костёр-то уже развели, наверное…
…Костёр уже не только развели — Михель шпиговал три здоровенных кабаньих окорока какими-то травками, уверяя всех, что это знаменитые кавказские приправы.
— Ты нам волчьего лыка туда не напихай, — под общий смех сказал Видов, вырубавший из палок здоровенные вертелы. Михель хмыкнул:
— Я голландец, а у нас обжорство — национальная традиция… Вот это, например, — он поднял какой-то стебелёк, — это кинза. А это — реган. А это…
— Это петрушка, — невозмутимо сказал Мило. — Послушай, я есть хочу.
Боже поддержал брата энергичным кивком. У какого-то костра казачата орали древнее, как мир:
