Шалфей повернулся к Баринтусу и во все глаза глядящему Усне. Эльф ухмылялся, довольный как черт. Потом приподнял очки и посмотрел на них трехцветными глазами.
Усна зашипел вслух.
– Богиня, он сидхе!
Баринтус взял Шалфея за подбородок, повернул к свету его новые глаза.
– Он сидхе не был ни одной каплей крови. – Он отпустил Шалфея и уставился на меня. – Это ты сотворила?
Я кивнула.
– Как?
– Во время секса.
Баринтус нахмурился.
– Ты сказала, что крылья у Никки появились тогда же.
– Ага, – кивнула я.
Он задумался на секунду.
– Ты занималась сексом с ними одновременно.
Фейри не видят ничего странного в сексе с несколькими партнерами, с его стороны было бестактно заострять на этом внимание.
– И что с того? – пришел мне на защиту Дойл.
– Королева убеждена, что Мерри нужно быть с несколькими любовниками одновременно, чтобы зачать.
– Почему? – спросила я.
Он пожал плечами.
– Не знаю наверняка, но ее намерения на этот счет вполне отчетливы.
По тому, как он построил фразу, становилось ясно, что в других отношениях намерения королевы туманны.
– Я уже не раз бывала с несколькими любовниками одновременно.
– С кем?
Рис ответил, на миг отвлекшись от упаковывания чаши обратно в шкатулку:
– Со мной и с Никкой.
Никка закрыл крышку шкатулки и тщательно проверил замок, хотя все мы, наверное, знали, что не в замке дело.
– Королева захвачена мыслью, что Мередит должна иметь несколько любовников за раз. Если она узнает, что это не принесло плода... – Он покачал головой и взглянул на меня. – Королева в последнее время стала спокойнее, Мередит, но как будто упорнее и целеустремленней. Выработав план действий, она от него уже не отклоняется, даже если подсунуть ей какого-нибудь красавчика или повод для пытки. Она словно потеряла интерес к прежним увлечениям.
Мне всегда казалось, что как раз увлечение моей тети пытками и сексом не дает нормально иметь с ней дело. Но из слов Баринтуса выходило другое.
– Хочешь сказать, что ты сексом и болью все эти годы нарочно ее отвлекал?
Он кивнул.
– Все равно что дать ребенку леденец. Он хватает конфетку и забывает обиды. Но в последние несколько недель, сколько кровавых конфеток ей ни предложи, она не сворачивала с пути. Возьмет угощение, насладится и возвращается точно в ту же точку, с которой ты хотел ее увести. – Баринтус нахмурился. – С одной стороны, приятно было видеть, что она начала думать головой, а не другим местом. И в то же время мы привыкли уже иметь дело с другим местом. Ее голову отвлечь не так легко.
– Но если она думает головой, а не чем еще, то почему она так зациклилась на идее группового секса с моим участием?
– Кажется, она решила, что для тебя это единственный способ забеременеть. И еще она все время подбирает тебе божеств растительности и земледелия. Два этих пункта для нее равно важны.
– А ты не знаешь почему? – спросил Дойл.
Баринтус покачал головой.
– Предпосылка явно была. Она пытала Конри, и пытала его лично.
– Но я думала, что его осудили на пытку за покушение на меня. Разве не так?
– Это он уже отбыл и с тех пор ни в чем не провинился. Он как будто понимал не больше нас, когда она его взяла. Потом она выставила его изломанное тело в парадном зале и заставила всех пройти и посмотреть, во что он превратился, но во рту у него торчал кляп и говорить он не мог. А сейчас он лежит запертый в темнице, и навещает его только Ффлур, королевская целительница.
– Конри – один из самых преданных сторонников Кела среди стражей, – сказал Дойл.
Баринтус кивнул:
