я ловила золотые и зеленые отблески. Я вопила и содрогалась от наслаждения, волна следовала за волной. Ни опыт, ни старания не потребовались, хватило удачи – ключ скользнул в замок в нужный момент. Наши тела поймали этот момент и удерживали.
Я слышала, как он выкрикивает мое имя, чувствовала его тело подо мной, и я запрокинула голову и проорала небесам его имя.
Он затих, но я никак не могла его разглядеть, перед глазами все плыло, сливалось в цветные полосы. Я рухнула вперед, забыв обо всем. Забыв, что он ранен. Что у меня на руке кольцо королевы, которое когда-то принадлежало истинной богине плодородия.
В следующий миг я поняла, что живот Шолто у меня под руками уже не сплошная рана, что он гладкий и целый. Я заморгала, пытаясь разглядеть его сквозь остаточное возбуждение. Живот оказался плоским и тренированным, точно как иллюзия, которую создавал Шолто, только теперь это была не иллюзия. Щупальца вернулись – но в виде татуировки, такой яркой и правдоподобной, что с первого взгляда можно было принять их за настоящие. Они нарисованы были у Шолто на коже.
Все это я разглядела за три мгновения ока, а в четвертый раз мигнуть мне не удалось: кольцо вдруг ожило. Словно нас бросили в воду и пропустили в ней электрический разряд – не такой сильный, чтобы убить, но тряхнуло нас здорово.
Шолто подо мной заорал, и не от наслаждения.
Я попыталась убрать кольцо подальше от него, но рука у меня будто приклеилась к свежеразрисованной коже. Сила рванулась от нас в стороны, расплескиваясь по камням. Я снова смогла дышать.
– Что это было? – прохрипел Шолто.
– Кольцо.
Он приподнял голову и посмотрел на меня, на прижатую к его животу мою руку. Потрогал татуировку; на лице у него отразилось удивление, но и как будто чувство потери. Словно исполнилось самое большое его желание – и в тот же миг он потерял то, что будет оплакивать всю жизнь.
По камням что-то металлически загромыхало, и я обернулась на звук. К нам катилась чаша, хотя никакого уклона здесь не было. Я глянула в другую сторону и обнаружила, что костяное копье тоже катится к нам. Обе реликвии должны были коснуться нас одновременно.
– Хватайся, – скомандовала я.
– За что?
– За меня.
Он схватил меня за руки, и моя ладонь отлепилась от его живота. Я тут же рефлекторно уцепилась за его руки, снова дотронувшись кольцом до голой кожи царя слуа. Порой Богиня ведет нас за ручку по избранной тропе, а порой толкает в спину – за край обрыва.
Нас вот-вот должны были столкнуть.
Глава 16
Дерево, металл, плоть – все ударилось в нас одновременно. Мы цеплялись друг за друга в эпицентре магического взрыва, который выплеснул на остров чуть не все озеро. На миг мы оказались под водой, а потом мир буквально сместился. Как будто остров подпрыгнул в воздух и шлепнулся обратно.
Вода успокоилась, земля перестала двигаться, чаша и копье исчезли. Мокрые, голые, тяжело дышащие, мы крепко прижимались друг к другу. Я боялась отпустить Шолто, словно только наши сплетенные руки – и все еще соединенные тела – не давали нам свалиться за край мира.
Крики, вопли, шум. Я различила голоса Дойла, Холода и карканье Агнес. Мы оба повернулись на шум, смахивая воду с глаз. На берегу, куда дальше от нас, чем раньше, стояли все наши телохранители. Мы вернулись в мертвый сад слуа, только теперь озеро стало полноводным, а в центре его высился Костяной остров.
Дойл прыгнул в воду, прорезав поверхность черным телом. Холод последовал за ним, как и прочие стражи. Дядья Шолто сняли плащи и попрыгали в воду следом за моими стражами. На берегу осталась одна Черная Агнес.
Я посмотрела на Шолто; я так и сидела на нем верхом.
– К нам спешит помощь.
– А нам она нужна? – улыбнулся Шолто.
– Не уверена, – сказала я.
Он рассмеялся, смех отразился эхом от голого камня пещеры. Шолто привлек меня к себе и поцеловал в щеку.
– Спасибо, Мередит, – выдохнул он мне на ухо.
Я прижалась к нему щекой и шепнула в ответ:
– Всегда с радостью, Шолто.
Он зарылся пальцами в мои мокрые волосы и тихо сказал:
– Как давно я мечтал услышать, как ты вот так шепчешь мое имя.
– Как – вот так?
– Как любовница.
Послышались шаги, и Шолто отпустил мои волосы. Я поцеловала его в губы, а потом поднялась посмотреть, кто же первым добрался до острова.
Дойл – конечно же, Дойл, – шел к нам, черный и блестящий, по нагому телу стекала вода. Свет словно дробился у него на коже и на воде, играя отблесками. Солнце согревало мне кожу. И правда солнце. Словно в этом краю сумрака вдруг настал полдень.
На голом камне, где лежали мы с Шолто, появилась зеленая дымка. Пока Дойл к нам шел, дымка превратилась в зеленую поросль, крошечные ростки вбуравливались корнями в камень, тянулись вверх.
Лицо у Дойла попыталось выразить какие-то эмоции, но остановилось на той жесткой гримасе, которая пугала меня в детстве, когда я видела его у трона тетки. Почему-то у голого Дойла эта гримаса и вполовину не так сильно пугала, да еще и мое интимное с ним знакомство играло в мою пользу. Мрак королевы стал моим любовником, и я никогда уже не смогу видеть в нем лишь жуткого истукана, убийцу на службе королеве, ее черного пса, натасканного на охоту.
Я смотрела на Дойла, а Шолто крепко прижимал меня к себе. Он нехотя отпустил меня, когда я выпрямилась. Впрочем, отпустил – не значит, что отпустил совсем. Я так и сидела на нем верхом, и его ладони лишь соскользнули ниже по моим рукам. Я взглянула на него; оказалось, смотрит он не на меня, а на Дойла.
Лицо у Шолто было едва ли не торжествующее, и я не поняла, в чем дело. Взглянув на Дойла, я заметила за неподвижной маской вспышку злости и впервые за многие недели припомнила их первую встречу со мной в Лос-Анджелесе. Они тогда подрались, оба уверенные, что королева послала другого меня убить.
Но в драке проскальзывало что-то личное. Не помню, что из сказанного ими навело меня на мысль, что у них хватает претензий друг к другу, но ощущение было отчетливое. Взгляды, которыми они обменялись теперь, только подтвердили мои подозрения. О чем-то я не знала – о споре, соперничестве, может, даже вражде между ними. Нехорошо это.
По склону взобрался Рис – мокрая статуя из слоновой кости – и остановился, не дойдя до нас несколько шагов, словно тоже почувствовал напряжение.
Что положено делать, когда сидишь верхом на одном любовнике и приходит другой? Шолто был мне не муж и не король. Я отняла у него свою руку и протянула Дойлу. Дойл поколебался пару мгновений и взял ее, глядя на соперника, не на меня. Только потом черные глаза посмотрели на меня. Выражение лица у него нисколько не изменилось, но жесткость чуть ослабла. А может, вернулась нежность.
У него за спиной по склону вскарабкались Холод и Мистраль. Оба они были одеты и топорщились оружием. Одежда и оружие мешали им двигаться; Холоду даже пришлось подхватить Мистраля за локоть, когда тот поскользнулся.
И оба застыли на месте, глядя на нас: Холод держит Мистраля за локоть, Мистраль чуть ли не на коленях, выпрямиться не успел. Они не просто уловили повисшее в воздухе напряжение – очевидно было, что они знают о вражде Дойла с Шолто.
Дойл держал мою руку, и тяжесть в груди, которую я даже не осознавала, заметно уменьшилась.
