фантазии, чтобы увидеть это великолепие.
Кстати, Папа Урбан VIII был из рода Барберини, и итальянцы придумали пословицу, которую Пушкин записал в свой table-talk:
«Quod non fecere Barbari, fecere Barberini» – «Что не сделали варвары – сделали Барберини».
Так что на Пантеон давно смотрели как на источник полезных ископаемых.
С фронтона содрали бронзу для одних нужд, с купола – для других, чуть ли не для пушек.
Важно, однако, отметить другое: какой-то статус «дома всех богов» он все же сохранил.
Красавчик Рафаэль и злобный Микеланджело
Но вернемся к Рафаэлю, захоронение которого в Пантеоне глубоко символично.
Если можно употребить в данном случае советскую лексику, то он был первым в истории комиссаром по сохранению ценностей прошлого, причем его комиссарить назначил лично Папа.
Рафаэль, он ведь, как Моцарт, сделал столько, что уму непостижимо.
Он прожил тридцать семь лет и оставил после себя школу живописи, школу мозаичного дела в Ватикане и еще школу ковроткачества. А еще он был, как уже говорилось, комиссаром по охране памятников.
Но, главное, он, конечно, был гениальным художником, потрясающим по легкости.
Трудно даже себе представить, но именно в Италии эти гении жили в одном времени, а иногда даже в одном городе.
Можно представить себе это столкновение талантов, амбиций и ревности.
Они же все знали друг про друга.
Ведь Рафаэль был бельмом в глазу у Микеланджело, которому все давалось с огромным трудом. Микеланджело был трудягой, но ему все время приходилось заниматься не своим делом. Он считал себя скульптором. Он ненавидел себя за то, что не мог отказать Папе и согласился расписать Сикстинскую капеллу.
Он лежал на строительных лесах под самым потолком с кистью в руке, ведь никому нельзя доверить, в такой работе, не то что расписать какой-то малозначимый проект, а даже смешать краски. Краска капала ему на лицо, из-за пыли невозможно было дышать. А потолок огромный, еще расписывать и расписывать.
А Рафаэль?
Сделал маленький женский портретик – и пошел довольный с цветком в петлице…
Восхищаться этими гениями можно, глядя на их картины, но восхищение возрастает вдвойне, когда ты понимаешь, что они были живыми людьми со страстями и эмоциями и, во многом, творили наперекор этим страстям.
Микеланджело, например, он ведь был ревнив к чужой славе, внимательно следил за тем, что делают коллеги, и прекрасно умел считать деньги.
Он знал, кому и за что платит папа, и считал всех своими соперниками.
Представим себе – Микеланджело с черным лицом злобно жалуется какому-то другу, что полчаса назад у него перехватили заказ!..
А вот он объят приступом ярости, когда узнает, что именно Рафаэлю поручили расписать виллу Фарнезе на той набережной Тибра, которая теперь, конечно же, называется набережной Рафаэля.
Вилла Фарнезе принадлежала графу Киджи, финансисту папского двора. Кстати, основная резиденция Киджи – это нынешний дворец итальянского правительства.
Но давай представим Микеланджело, который так трепетно и с таким трудом выбирал сюжет для своих работ.
Он, который считал, что великому полотну должен соответствовать великий замысел.
Он, который знал наизусть Данте и выбрал сюжетом для Сикстинской капеллы Страшный суд, отразив в композиции дантову структуру загробного мира – Ада, Чистилища и Рая.
И в один прекрасный день он узнает, что граф Киджи поручает именно Рафаэлю, этому мальчишке, расписывать главную стену своей виллы.
Конечно же, ему было страшно интересно, что выбрал Рафаэль сюжетом для своей работы.
И вот Микеланджело, уже почтенный старец с седой бородой, переодевается в продавца воды и приходит на стройплощадку в обеденный перерыв.
Рафаэля нет на месте.
Микеланджело пробирается к фреске и смотрит набросок.
И он видит, что это обыкновенный ландшафт!..
Тогда Микеланджело берет с пола кусок угля и внизу фрески рисует кудрявую голову ребенка. Потом поворачивается и с усмешкой уходит.
Нам это кажется просто шуткой, но это была шутка гения.
Причем шутка, непонятная только нам, потому что когда через час вернулся Рафаэль и увидел рисунок, то, помрачнев, он сразу спросил: «А что, здесь был Микеланджело?!»
Но и это не все!
Он мгновенно узнал не только руку автора, но и понял его послание: «Ты, мальчишка, такой сюжет недостоин фрески!»
И эта мысль Микеланджело, я думаю, не доставила ему особой радости.
– Ну и правильно, молодежь надо воспитывать! – весомо заметил я. – Кстати, ты обратил внимание на страсти и эмоции этих гениев. А вот представляешь, Микеланджело, ему, по-моему, только 24 года и он только что закончил свою «Пьету» – ту самую скульптуру, которая стоит в Соборе Святого Петра.
Он ее закончил, она стоит у него в мастерской.
И знаешь, какая у него в тот момент была самая большая проблема? Он бегал по знакомым и умолял их зайти к нему и посмотреть на то, что получилось. Бегал от дома к дому и кричал, как кричат сейчас в некоторых боевиках: «Я сделал это!» Но друзья не торопились, знаешь ли, у всех дети, жены…
А потом, уже в наши времена, на компьютере разгладили ткань, смятую ткань, на которой лежит Иисус – исследователи решили посмотреть, какой она может быть исходной формы. И когда на компьютере ткань разгладили, то глаза у всех полезли на лоб – это был идеальный квадрат.
То есть, я понимаю, что скульптура – это «отсечь лишнее». Но так отсекать!.. Понимаешь, ведь он мог вообразить себе любую форму ткани. Но он придумал именно квадрат из камня и смял его на скульптуре. Нехорошо так издеваться над нами!..
– Более того, я добавлю в твою копилку, что когда «Пьета» была выставлена, то никто поверить не мог, что это чудо сделал именно он. Вдумайся, он приходит к месту, где помещена скульптура, и видит группу приезжих из Ломбардии. Они цокают языком и расхваливают скульптуру. А потом, на вопрос одного из них, кто создал это чудо, второй ответил: «Наш миланец Гоббо».
И это Микеланджело так задело, так обидело, что он ночью пробрался в этот храм с долотом и на ленте, которая опоясывает плащ Богородицы, выбил надпись «Микеланджело Буонарроти флорентинец исполнил».
И, по прошествии времени, оказалось, что это чуть ли не единственная его подписная работа.
А сколько ему пришлось объясняться!
Почему, например, Богородица такая молодая, почему такая красивая. Как можно было ее такой изображать, если задумано творение, отображающее величайшую человеческую скорбь.
И никто не мог понять, что Богородица такая молодая, потому что это портрет его матери. Он потерял ее, когда был мальчиком, она ушла из жизни в возрасте самого Микеланджело в момент создания Пиеты.
Эта мраморное изваяние потрясает воображение, возможно именно поэтому какой-то сумасшедший пытался разбить его молотком, и оно сейчас загорожено стеклом.
Вообще, это тот случай, когда о гениальном можно говорить бесконечно.
– Если бесконечно, то я добавлю! – вспомнил я. – Еще одна шутка гения, рассказываю.
Вспомни, как именно Богородица держит мертвого сына. У Микеланджело было тысячу вариантов расположить это тело. Но он положил его на колени Богородице так, что от поддержки ее руки, одно плечо Иисуса приподнято, поэтому ему пришлось добавить себе уйму работы, чтобы из камня естественно вытесать мертвое тело с приподнятым плечом и висящей рукой.
Понимаешь, он мог свободно от этой дополнительной работы уйти, ведь именно он решал, как будет
