все этим оправдывал, — глухо бросил он, обернувшись.
— Что бы ты ни говорил, я никогда не нужна была тебе так, как ты был нужен мне.
Между ними повисло молчание. Она вдруг осознала, как надеялась, что он будет возражать.
Надеялась, вдруг он признается, что любит ее, что она ему нужна…
Но он молчал, и последние ее мечты о Доноване Толли умерли в ее душе. Она повернулась и пошла к дверям.
— Кэссиди, подожди!
Она остановилась, но не обернулась. Оцепенение, охватившее ее с того момента, как Кэссиди опять вошла в этот дом, исчезло, оставив после себя такую сильную боль, какую она испытала только однажды… когда он бросил ее.
— Как я могу все исправить?
Ей стало немного легче. И все же он не догадывается, что ей от него нужно.
Ни один из них не хотел признаваться, что нуждается в любви, что хочет быть на первом месте в жизни другого.
— Не думаю, что ты это сможешь…
В своей жизни Донован выделял всего несколько моментов. Один из них касался Кэссиди. И это означало, что необходимо раз и навсегда выяснить с ней отношения. Сейчас он мог думать только о том, что испытал, когда обнаружил, что ее и сына нет в доме. Потерять ее сейчас… нет, это не его выбор!
— В моем словаре нет слов «не могу».
Она так резко повернулась, что кудрявые волосы рассыпались по плечам:
— Что ты хочешь сказать?
Донован не упрекал ее. Ведь он так долго или уклонялся от ответа, или отделывался полуправдой. Такая манера общения с кем бы то ни было давно уже вошла у него в привычку. Просто так легче было играть, не раскрывая карт. Так Донован мог и сам защититься, и использовать собранную информацию с наибольшей пользой для себя.
Информация, которую он собрал о Кэссиди, была очень простой. Кэсси нуждалась во взаимности. И пришло время, когда нужно оправдать ее ожидания.
Но ложь опустошила его душу…
— Но мы еще не поговорили. Не уходи, пока еще не все сказано. Пожалуйста.
Она скрестила руки на груди:
— Я слушаю.
— Давай куда-нибудь пойдем. Я устал от этого дома.
Она кивнула, и они вышли, стали прогуливаться по патио вокруг бассейна. Легкое журчание воды в маленьком водопаде немного смягчило его напряжение.
Еще не все потеряно. И уж Кэссиди он терять вовсе не собирается! Надо только все правильно сделать. А ему всегда это удавалось. И в этой ситуации все то же, никакой разницы. Он намерен опять завоевать Кэссиди. Что ж, Доновану случалось выбираться и из худших ситуаций. Да и она не пришла бы сейчас, если бы сама этого не хотела.
— Я знаю, что не был твоим рыцарем в блестящих латах, но это можно исправить. Вся эта кутерьма с дедушкиным завещанием чуть не свела меня с ума. Я должен был сосредоточиться на том, чтобы выбить из игры Сэма. Но теперь это уже позади, и я должен сделать все, чтобы вы с Вэном стали центром моей жизни.
Кэссиди молча наблюдала за ним. Он что, знает, о чем она думает?
Ему стало немного легче. Даже боль, возникшая, когда она повернулась к нему спиной, чуть-чуть отступила.
— Ты предлагаешь начать все сначала?
Он искренне ответил:
— Если ты этого хочешь. Я предлагаю начать прямо сейчас. У нас ведь было кое-что хорошее, правда?
— Правда. Было. Но я не могу…
— Что?
— Понимаешь, я хотела бы, чтобы это получилось. Я имею в виду, что люблю тебя, Донован, но именно ты явился причиной чего-то нехорошего в наших отношениях. И я больше не намерена с этим мириться.
— Справедливо. Согласен. Скажи, в чем мне нужно измениться, и я изменюсь.
— Это не так-то легко.
— Ну и что? Такая работа проводится в любых отношениях.
— В каких отношениях? — не поняла Кэссиди.
— В деловых. Партнерских. Например, при слиянии.
Она чуть замедлила шаги и даже перестала опираться на его руку. И, хоть и не отвернулась, но Донован почувствовал почти то же, что и раньше, когда Кэсси уходила от него прочь.
— Слияние? Это смена соперника или дружественное поглощение?
— Дружественное слияние, — ответил он и обнял ее.
Но она держалась твердо, и он понял, что ситуация опять выходит из-под контроля. Не пора ли отступить и перестроиться? Вот черт, он никогда этого не делал и не готов был к такому.
Донован наклонился, чтобы поцеловать ее, но она выставила перед собой руку.
— Это ничего не меняет. Проблема не в нашей физической совместимости.
— Докажи.
— Доказать? Ты догадался сдать позиции и вернуть меня обратно.
— Я-а?
— Да, ты. И, знаешь, сейчас меня это нисколько не удивляет.
Он опять притянул Кэссиди к себе и нашел ее губы. Он целовал ее медленно, не спеша, со всей страстью напоминая о связывающих их узах. Напоминая ей, что это глубже и сильнее, чем все, что она знала до сих пор. И даже то, что до сих пор знал он. И он не потерпел бы поражения.
Донован опустил руки на ее бедра и крепко прижал к себе. Он подчинял ее себе со всей страстью, что занимала такое большое место в их отношениях.
Она застонала, привстала на цыпочки и уцепилась за его плечи. А он уже хотел большего. Хотел заняться с ней любовью. Немедленно.
Донован поднял руку, положил ладонь на ее грудь и большим пальцем обвел сосок. Она вздрогнула.
Он поднял голову, и их глаза встретились. Донован медленно поднял другую руку и начал расстегивать ее блузку, которую Кэсси сама помогла ему снять. Потом она дотянулась рукой до застежки и расстегнула бюстгальтер, оставшись перед ним обнаженной.
Он немного отодвинулся, чтобы поглядеть на нее. Она ждала его. Он наклонился и начал целовать ее грудь. Одной рукой Донован придерживал ее за маленькую попку, а другую запустил в ее волосы. Ничто на свете не могло сравниться с тем, что она заставляла его испытывать…
Она закрыла глаза, бедра ее чуть заметно вздрагивали, а когда он тихонько подул на ее соски, по ее телу побежали мурашки.
Как она на него реагирует! И какое у нее нежное тело… Он уверен, что мог бы довести ее до кульминации одними только прикосновениями. Донован продолжал ее целовать и гладить, ласково касался груди до тех пор, пока Кэсси, забывшись от страсти, не прижалась к нему всем телом. Она выдохнула его имя, и он поспешно закрыл ей рот поцелуем. Он хотел впитать в себя всю ее страсть, до последней капли. Потом он начал тихонько покачивать ее и качал до тех пор, пока она не затихла в его руках.
Он еще крепче прижал Кэсси к себе, так, что ее обнаженная грудь словно припечаталась к его груди. Донован уже еле сдерживался, ему казалось, что он умрет, если не войдет в нее немедленно. И все-таки это было прекрасно… Потому что он знал, что загнан в угол и что потерю Кэссиди не перенесет.
Черт возьми, ведь он ее любит!
