характера.
Лирический герой Бродского не тешит себя иллюзиями, а испытывает чувство ужаса, сознавая, что происходит непоправимое. Вместе с тем даже в этом состоянии поэт пытается анализировать ситуацию с присущей ему иронией, которая в контексте стихотворения приобретает оттенок 'черного юмора': 'Чувство ужаса / вещи не свойственно. Так что лужица / подле вещи не обнаружится, / даже если вещица при смерти'.
Отстраненный характер описания собственного обезличивания — это попытка сохранить равновесие, удержаться на поверхности, убедить себя в том, что 'это и к лучшему'. Но за этой попыткой прочитывается сознание неизбежности конца, непоправимости допущенной ошибки, невозможности изменить или предотвратить что-либо в своей жизни. Сравните: 'Чем безнадежней, тем как-то / проще. Уже не ждешь / занавеса, антракта, / как пылкая молодежь. / Свет на сцене, в кулисах / меркнет. Выходишь прочь / в рукоплесканье листьев, / в американскую ночь' ('Строфы', 1978).
'Старение' — это определенная ступень, на которой человек постигает истину: приобретая, мы одновременно теряем, и наши потери во много раз могут превысить приобретения. И к этому надо относиться как к должному: 'Старение! Возраст успеха. Знания / правды. Изнанки ее. Изгнания. / Боли. Ни против нее, ни за нее / я ничего не имею'. Не бесконечный горизонт открывается взору поэта, а 'знак минуса / к прожитой жизни. Острей, чем меч его, / лезвие это, и им отрезана / лучшая часть'.
Заканчивается '1972 год' нарочито-бравурным обращением поэта к самому себе, которое в контексте стихотворения напоминает дурной сон, фарс, театр теней: 'Бей в барабан о своем доверии / к ножницам, в коих судьба материи / скрыта. (…) Бей в барабан, пока держишь палочки, / с тенью своей маршируя в ногу!'.
Тема 'вычитания' возникла в творчестве Бродского еще до отъезда. В 'Письмах к римскому другу', написанных в марте 1972 года, есть строки:
Может, в этом и состоял 'рационализм' Бродского[34]. В восприятии судьбы как суммы 'сложений' и 'вычитаний', как неумолимой силы, которая одной рукой дает, а другой отнимает. В 1987 году в эссе 'Состояние, которое мы называем изгнанием, или Попутного ретро' Бродский напишет: 'Если мы хотим играть большую роль, роль свободных людей, то нам следует научиться — или по крайней мере подражать — тому, как свободный человек терпит поражение. Свободный человек, когда он терпит поражение, никого не винит'.
Но одно дело — никого не винить, и совсем другое научиться жить в новом для себя состоянии, создавая на людях образ спокойного и уверенного в себе человека и подсчитывая потери, оставшись наедине с самим собой: 'Данная песня не вопль отчаянья. / Это — следствие одичания. / Это точней — первый крик молчания'.
В 1973 году в поэзии Бродского появляется новый герой 'совершенный никто', 'человек в плаще': И восходит в свой номер на борт по трапу постоялец, несущий в кармане граппу[35], совершенный никто, человек в плаще, потерявший память, отчизну, сына; по горбу его плачет в лесах осина, если кто-то плачет о нем вообще ('Лагуна', 1973).
Глагол 'восходить' в контексте стихотворения имеет ироническое значение, выявляя диссонанс между внешней уверенностью и внутренней опустошенностью лирического героя. Наименование 'постоялец' в следующей строке можно отнести и к положению пассажира на корабле, и к восприятию поэтом своей судьбы: он уже не хозяин и потому не вправе распоряжаться ничем в этой жизни.
'Тело в плаще' учится обживать 'сферы, / где у Софии, Надежды, Веры / и Любви нет грядущего, но всегда / есть настоящее, сколь бы горек / ни был вкус поцелуев эбрй и гоек'. Образ ненужных женщин 'эбре и гоек'[36] отрицает саму возможность любви.
Какая бы часть ни была отрезана, часть тела или часть жизни, с этим трудно смириться: 'Как время ни целебно, но культя, / не видя средств отличия от цели, / саднит. И тем сильней от панацеи' ('Роттердамский дневник', 1973). Ощущение пустоты нельзя заглушить рассуждениями о благих целях, о желании обрести свободу, независимость, возможность спокойно работать. Никакие доводы не могут перевесить боль от потери как неизбежного следствия достижения результата.
Чем эффективнее лекарство ('Америка — палладиум свобод'), тем более безнадежным кажется состояние 'больного': если уж панацея бессильна, ничто не поможет. И 'амальгама зеркала в ванной прячет / сильно сдобренный милой кириллицей волапюк[37] / и совершенно секретную мысль о смерти' ('Барбизон Террас', 1974).
Размышление о соотношении цели и средств присутствует в другом стихотворении Бродского 'Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова': 'помесь <.> цели / со средством, / как велел Макроус!'. Макроус — шутливое обозначение классиков марксизма-ленинизма: Макр — намек на Маркса и ус — намек на усы Маркса и Сталина[38].
Говоря о смешении цели и средства, поэт намекает на известный тезис 'цель оправдывает средства', который был положен в России в основу марксистской теории достижения всеобщего счастья и оказался несостоятельным во всех отношениях.
'ЛИТОВСКИЙ НОКТЮРН: ТОМАСУ ВЕЦЛОВА'
ТОМАС ВЕНЦЛОВА, поэт, переводчик, родился в 1937 году в Литве в семье известного поэта Антанаса Венцлова, автора стихов литовского гимна, министра культуры и президента Союза писателей Литовской республики. Окончил университет в Вильнюсе в 1960 году, годом позже положенного срока из-за того, что был временно исключен в связи с протестом против вторжения советских войск в Венгрию в 1956 году. Вплоть до отъезда из Советского Союза в 1977 году жил в Литве, Москве и Ленинграде, работал преподавателем Вильнюсского университета, переводчиком, журналистом. В 1985 году в Америке защитил диссертацию. В настоящее время — профессор Йельского университета, преподаватель русской литературы.
1.
В собрании сочинений Иосифа Бродского 'Литовский ноктюрн' датирован 1973 годом. Однако усложненность синтаксиса, насыщенность текста смысловыми сокращениями, метафорами, символами, отличает это стихотворение от других, относящихся к этому времени. Евгений Рейн пишет о том, что в сборнике 'Урания', подаренном ему автором, под 'Литовским ноктюрном' рукой Бродского выведено: '1971.1984'[39].
Тринадцать лет работал Бродский над этим произведением, что, безусловно, свидетельствует о том, какое важное значение он ему придавал, а также о том, что форма и содержание стихотворения были тщательно обдуманы автором.
При анализе 'Литовского ноктюрна' мы будем обращаться к стихам и прозе поэта, а также к статье Томаса Венцлова[40], посвященной этому стихотворению и опубликованной в Америке через несколько лет после смерти Бродского. К сожалению, комментарии в статье Венцлова в большей степени направлены на анализ лексики и практически не затрагивают проблематику 'Литовского ноктюрна', по крайней мере, в том направлении, в котором предполагается проводить разбор в данной работе, поэтому при обсуждении этой темы нам придется большую часть времени работать со стихотворным текстом.
'Литовский ноктюрн' (ноктюрн — небольшое лирическое музыкальное произведение; образовано от
