Пока это сословіе оставалось замкнутой кастой, вербовавшей своих членов из своей собственной среды и ведшей войны на свой страх и риск, населеніе, хотя и страдало от его хищничества (так как военные не ст?снялись отбирать у крестьянина все, что вздумается), но раз эта дань была уплочена и раз только по сос?дству не было никакого войска и никакого укр?пленнаго замка, крестьянин мог быть сравнительно спокоен; во всяком случа?, он не должен был отдавать лучшіе годы своей жизни на усиленіе армій своих же собственных эксплуататоров.
Впосл?дствіи влад?льцы земель начали вооружать, в случа? крайности, живущих на их землях крестьян; еще поздн?е вошла в обычай вербовка солдат для королевскаго войска с помощью различных уловок и заманчивых об?щаній; наконец, буржуазія окончательно взвалила заботу о своей защит? на плечи своих рабов: она заставила рабочих отдавать на охрану государствующаго класса изв?стную часть своей молодости и таким образом вполн? усовершенствовала военную систему. Но так как дать рабочим в руки оружіе и сказать им просто «защищайте меня, а я в это время буду наслаждаться жизнью» было слишком опасно, то буржуазія создала в подспорье себ? культ патріотизма.
И вот, благодаря этой лжи, ей удалось заставить рабочих втеченіе долгаго времени безропотно платить «налог крови»; благодаря этому софизму она могла систематически отнимать у ц?лаго ряда покол?ній самую здоровую, самую цв?тущую молодежь и посылать ее на физическую и нравственную гибель в тюрьмы, носящія названіе казарм; и никто не думал сопротивляться: никто не спросил, по какому же праву требуют от людей, чтобы они на ц?лые семь, пять или три года своей жизни превращались в автоматов, в безсознательныя орудія убійства, в пушечное мясо.
Впрочем, н?т: отд?льные протесты были всегда, дезертирство и уклоненіе от воинской повинности – явленія в?роятно такія же старыя, как и сами постоянныя арміи. Но они не основывались ни на каком разумном уб?жденіи; совершавшіе их люди не руководились сознаніем права своей личности, а д?йствовали скор?е под вліяніем чувства отвращенія к военной служб? – чувства, которое они вовсе не трудились разбирать. Мало того: даже т? голоса, которые раздавались против войны и милитаризма в литератур?, обусловливались исключительно непосредственным чувством, а не основывались, или основывались лишь в очень незначительной м?р? на логических выводах, на соображеніях о челов?ческой природ? и правах личности.
Буржуазія и ея литературные панегиристы п?ли такія громкія хвалы во славу патріотизма и войска, употребляли на восхваленіе их столько лжи и софизмов, что в конц? концов люди окончательно перестали сомн?ваться в д?йствительности существованія прославляемых доброд?телей: войско стало безусловно считаться олицетвореніем всевозможных прекрасных качеств, вм?стилищем вс?х гражданских доблестей. Не было такого романа, гд? не фигурировал бы старый служака – образец неподкупной честности, беззав?тно преданный своему генералу, у котораго он служил когда-то деньщиком, сопровождая его во вс?х перипетіях его жизни; он охраняет его от козней невидимых врагов и наконец жертвует жизнью ради спасенія своего господина; иногда, для разнообразія, он спасает ребенка-сироту, втайн? воспитывает из него героя и, наконец, указывает ему средства возвратить себ? былое состояніе, отнятое врагами его семьи.
Чего только не говорили поэты для восхваленія доблестей, свойственных военному сословію: военная честь, в?рность, самоотверженіе, честность – являлись еще самыми малыми из их доброд?телей. И только когда буржуазія сд?лала такой промах, что заставила вс?х граждан проводить бол?е или мен?е долгое время на военной служб? – только тогда стали зам?чать, что под блестящей мишурой, которой облекали своего идола писатели и поэты, не скрывается ничего, кром? нравственной порчи. Допущеніе одногодней службы для добровольцев и періодическое отбываніе воинской повинности втеченіе двадцати восьми дней, сильн?е подорвали милитаризм, ч?м все, что говорилось против него до того времени.
Пока только один рабочій народ отдавал свою молодость на отупляющую жизнь в казарм?, пока в публик? знали только вн?шнюю, декоративную сторону военнаго д?ла – блеск, бой барабанов, красивые мундиры, разв?вающіяся знамена, бряцаніе оружія – одним словом, все то вн?шнее великол?піе, которым оно облекается, когда показывается народу, – до т?х пор литература сод?йствовала его возвеличенію, вносила и свою лепту лжи в прославленіе этого безобразнаго явленія.
Но когда писатели познакомились с ним ближе, когда им пришлось испытать на себ? д?йствіе отупляющей дисциплины и грубое обращеніе начальства, преклоненіе перед арміей исчезло: они начали срывать с нея ея покровы, начали оспаривать т? доброд?тели, которыми украсили ее их предшественники, и солдат (все равно – простой солдат, или офицер) явился перед публикой в его настоящем вид? – в вид? грубаго, пьянаго животнаго, безсознательнаго орудія в чужих руках.
И д?йствительно, нужно самому побывать в этом аду, чтобы понять, сколько должен выстрадать в нем чувствующій челов?к; нужно самому поносить мундир, чтобы увидать, сколько низости и глупости под ним кроется.
Раз только вы сд?лались солдатом, вы уже не челов?к, а автомат, обязанный безпрекословно повиноваться тому, кто над вами командует. У вас в руках ружье – и, несмотря на это, вы должны терп?ливо сносить вс? грубости офицера, который вымещает на вас свое дурное расположеніе духа или свой винный угар. За какое-нибудь слово, за какой-нибудь жест вы можете поплатиться всею жизнью или, по крайней м?р?, н?сколькими годами своей свободы. Каждую субботу вам предусмотрительно читают военное уложеніе о наказаніях, гд? слова «смертная казнь» повторяются на каждом шагу; эти слова будут всплывать в вашем ум? всякій раз, когда у вас в душ? закипит негодованіе.
Но что больше всего способно вывести челов?ка из терп?нія, это всевозможныя мелочи и придирки. Если кто-нибудь из вашего начальства им?ет что-нибудь против вас, или если он просто грубый и тупой челов?к, то он двадцать раз в день найдет случай придраться к вам, ради одного удовольствія сд?лать вам непріятность: при перекличк?, за какой-нибудь плохо вычищенный ремень, за какую-нибудь пуговицу, которая меньше блестит, ч?м остальныя, за какія-нибудь подтяжки, которыя вы забыли над?ть, вас будут осыпать бранью, посадят под арест, начнут подвергать безконечным осмотрам, изсл?довать весь ваш костюм, до нижняго б?лья. То же самое и в казарм?: постель не совс?м хорошо постелена – ругань: «чтобы кровати были как билліарды!» кричат вам постоянно – и эту ужасную фразу хорошо помнят вс?, кому пришлось пройти через казарму; одежда плохо уложена на полк? – опять ругань; самое же главное искусство заключается в том, чтобы солдат ум?л вычистить подошвы запасной пары сапог, висящей у него под кроватью так, чтобы не запачкать ваксой шляпки вбитых в подошву гвоздей.
А безконечные осмотры! По субботам – осмотр оружія, причем вы опять слышите т? же зам?чанія и ту же ругань – «подлец», «свинья», и другія столь же любезныя выраженія. Зат?м, в вид? разнообразія, капитан приходит осматривать у вас руки и ноги, чтобы уб?диться в их чистот?. Наконец, раз в м?сяц вы должны терп?ть н?что еще худшее – так называемый санитарный осмотр, гд? полковой живодер осматривает самые сокровенныя части вашего т?ла. До вашей чувствительности, до вашей щепетильности никому н?т д?ла: все это тотчас же растаптывается грубым сапогом т?х, кто поставлен командовать над вами.
«Армія – школа равенства», говорят нам подкупные слуги буржуазіи; но это – равенство в порабощеніи, и не к такому равенству мы стремимся. Но вернемся к безконечным смотрам: каждые три м?сяца – или каждые полгода, не помню в точности – вам производит смотр какой-нибудь высшій офицер, а раз в год – дивизіонный генерал. За дв? нед?ли до этого посл?дняго событія в казарм? все перевертывается вверх дном – чистят вс? пом?щенія, моют кухни. В вид? развлеченія, вы им?ете опять таки смотры: сегодня является унтер-офицер, завтра – офицер, командующій полувзводом, посл?-завтра – капитан, зат?м полковой командир, и так до безконечности. И каждый раз вы должны раскладывать на кровати весь свой багаж: прежде всего осторожно разстилается носовой платок, который тщательно приберегают для этого случая; на него кладутся щетки, см?на обуви, кальсоны (которые тоже являются на сцену только в этот день) рубашка, свернутая изв?стным образом и опред?ленной длины, ночной колпак, коробка с салом, пузырек с жидкостью для чистки м?ди, игольник, нитки и ножницы. Для того, чтобы солдаты раскладывали все это в надлежащем порядк?, на ст?н? висят указанія, с которыми приходится постоянно справляться, чтобы знать, куда положить пузырек с жидкостью для чистки, или еще какой-нибудь, столь же важный, предмет. Каждая вещь должна быть на своем м?ст?; иначе, если офицер зам?тит какую-нибудь неправильность, на вас посыплется град ругательств. В?дь за подобную небрежность мало смертной казни! Представьте себ? только, какой ужас был бы, если бы пузырек оказался на м?ст? коробки с салом! В?дь узнай это генерал – Франція окончательно погибла бы! Мы уже говорили, в чем заключается главное
