Я пересек комнату, подошел к шкафчику и достал из него несколько листков бумаги со штампом отеля.
Потом вернулся к столу и положил бумагу перед Калвертом.
— Это еще зачем? — спросил он.
— Расписка за десять тысяч долларов. А также гарантия, что мой клиент больше не будет поставлен под удар.
— Разве возможны такие гарантии?
— Пишите то, что я продиктую. Вашей рукой. Сверху поставьте дату. Сегодня у нас тринадцатое число.
— Что я должен писать дальше?
Я начал медленно диктовать:
— Пишите. «Я, Стармэн Калверт, получил десять тысяч долларов наличными от Дональда Лэма. Эта сумма является компенсацией за то, что я вернул Лэму определенные фотографии и негативы, сделанные мной и изображающие мужчину и женщину в тот момент, когда шла погрузка чемоданов в их автомобиль около „Рэстебит-мотеля“. Эти фотографии были сделаны утром шестого числа. Я передал Лэму все имеющиеся в моем распоряжении документы. Других негативов и фотографий не существует. Я передал также регистрационную карточку мотеля, датированную пятым числом, и соответствующий негатив. Других копий с этой карточки не существует. Мне остро необходимы десять тысяч долларов, у меня нет другого пути достать такую сумму, поэтому я вынужден прибегнуть к шантажу».
— Мне не нравится это слово, — сердито перебил меня Калверт.
— Вам придется написать его — нравится оно вам или нет, — спокойно ответил я.
Он покраснел от злости.
— Вы не можете меня заставить.
— Но ведь и вы не можете заставить меня отдать вам десять тысяч.
— Тогда вы не получите фотографии. Я могу продать их в другом месте.
— Валяйте, — предложил я.
— Послушайте, — сказал он. — Я пытаюсь действовать разумно. Идти вам навстречу. Но и вам следовало бы щадить мои чувства.
— Я тоже действую разумно. Я диктую эту расписку так, чтобы, подписав ее, вы больше ничего не могли предпринять в ущерб моему клиенту. Или чтобы этого не мог сделать тот, кто тайно снял с негативов другие копии.
— Повторяю вам: мне не нравится слово «шантаж».
— И все-таки его надо написать. Без этого сделка не состоится.
Минуту он колебался. Потом, снова покраснев от злости, все-таки написал так, как я продиктовал. И подписался.
— Внизу поставьте номер ваших водительских прав, — потребовал я.
— Вы слишком многого хотите.
— Вы слишком много получаете.
— Пока что я получил только слишком много оскорблений.
Я пожал плечами:
— Если вы, имея такую чувствительную натуру, все же пошли на такое дело, стало быть, у вас крайняя нужда в деньгах. И нужны они вам срочно.
— Ваша взяла, — сказал он и начал выводить под своей подписью номер водительских прав.
Я достал из чемоданчика коробку для снятия отпечатков пальцев.
— Будь я проклят, если соглашусь еще и на это, — вскочил с места Калверт.
Я медленно начал класть десять тысяч назад в чемоданчик.
— Разве недостаточно того, что я уже сделал для вас? — жалобно спросил он.
Я сидел молча. Тогда он взглянул на Баффина.
— Может, мы обойдемся без отпечатков пальцев? — спросил у меня Баффин.
— Нет, — твердо ответил я.
— Я как клиент имею право сказать вам, Лэм, что не следует заходить слишком далеко.
Я сидел молча.
Калверт повернулся ко мне спиной и направился к шкафчику. Баффин раздраженно сказал ему вслед:
— Он вооружен, Калверт!
Тот медленно повернулся к нам и снова пошел к столу. Так мы и сидели молча. Наконец Баффин сказал:
— С такими деньгами многое можно сделать, Калверт.
Вы можете уехать в другую страну. Дональд предъявляет вам такие требования только для того, чтобы защитить меня. Он отдаст листок с отпечатками пальцев не в полицию, а мне.
Снова наступило молчание. Потом Калверт медленно и неохотно открыл мою коробку, прижал большой палец к чернильной подушке и оставил на расписке отпечаток.
Я взял бумагу. Положил ее в карман и передал ему деньги. Конверт со всеми документами я спрятал в своем чемоданчике.
— Ну все, — сказал я. — Теперь остается только посмотреть, хорошо ли сработал магнитофон.
И вынул из кейса маленький магнитофон.
Калверт смотрел на меня с ужасом. Он оцепенел.
Потом глаза его налились кровью и он резко отодвинул стул.
— Сидите спокойно, Калверт, — сказал я.
— Вы не сделаете этого, — прошипел он.
— Я уже сделал это.
Я включил звук и в комнате сильно, громко и чисто зазвучали наши голоса. Выключив звук и укладывая магнитофон назад в чемодан, я сказал Калверту:
— Советую не забывать, что у меня находится подписанное вами признание в шантаже, отпечатки пальцев и запись нашего разговора. — И добавил, обращаясь к Баффину: — Я думаю, мы имеем все, что нам необходимо.
Калверт встал.
— Вам не кажется, что вы не оставляете человеку возможностей для самоуважения? — горько спросил он.
Неожиданно Баффин начал извиняться перед ним.
— Очень сожалею, Калверт, — проговорил он. — Я бы не хотел играть так, как играет Дональд. Но я сам просил его обеспечить мне полную безопасность от дальнейших неприятностей.
— Вы не должны были обращаться со мной как с шантажистом, — сказал Калверт.
Я взял свой чемоданчик и молча вышел из комнаты.
За мной вышел Баффин. Калверт закрыл за нами дверь.
— Вы были слишком жестоки с этим парнем. Разве это необходимо? — недовольно сказал мне Баффин в коридоре.
— Вы поручили мне определенную работу. Я стараюсь выполнить ее как можно лучше. И все-таки я не знаю, выполнил ли я ее с гарантией. Нельзя исключить, что он пойдет к вашей жене с копиями этих фотографий.
У Баффина отвисла челюсть. Потом он сказал:
— Он даже не знает о том, что я женат. Повторяю вам, что все это дело касается только Конни.
— Будем надеяться, — сказал я.
В машине Баффин потребовал:
— Теперь давайте-ка мне фотографии. И все остальное.
— Я отдам все документы тому, — твердо сказал я, — кто вручил мне деньги.
— Конни? — спросил он недоверчиво.
— Конечно. Вы поручили мне сделать так, чтобы она была ограждена от возможности шантажа в будущем. Я сделал все, что мог. Конни дала мне деньги, и она получит документы. Вы сами сказали мне, что
