– Я этого и не думал. Итак, где же мой пассажир?
– Сейчас я вас познакомлю. Но только не засиживайтесь здесь. Быстрее, друг мой, быстрее!
– Я тронусь через пятнадцать минут после того, как пойдет ваша колонна. Тогда оттуда, из засады, звук наших моторов не услышат, если даже обойдется без стрельбы.
– Разумно, – кивнул Орланз. – Но уж потом – без остановок. Очень прошу вас.
– Это и в моих интересах, – сказал Милов.
Тронулись, как договорились. Пассажир (смуглый мужчина лет тридцати с иссиня-черными волосами и усами) расположился на правом сиденье, объемистую сумку, что была у него с собой, уместил в ногах. Глянул на Милова, как бы оценивая его возможности.
– Салом алейкюм…
«Ах, вот, значит, как», – подумал Милов, прежде чем ответить:
– Ва-алейкюм салом…
Пассажир дружелюбно улыбнулся. Милов же запустил мотор и тронулся, выруливая со стоянки.
– Бисмилля рахмон, рахим… – пробормотал пассажир. Милов включил вторую передачу и мягко отпустил сцепление.
До северного шоссе добирались полчаса, меньше, чем получалось по прикидке Милова. Неширокая грунтовая дорога была тут хорошо ухожена, выглажена грейдером – чувствовалось, что за порядком здесь следили. Ехать удавалось без особого труда даже не весьма опытному Милову: движение было умеренным, да и водители, и встречные и обгоняющие, вели себя прилично. Но зато на магистрали почти сразу начались осложнения.
Собственно, отзвуки перестрелки, докатившиеся до них с южного шоссе, когда они только выезжали на северную магистраль, назвать осложнением нельзя было; звуки несли только информацию о том, что вторая колонна все-таки ввязалась в схватку с засадой, и Конвой пока что мог спокойно продолжать путь.
По шоссе проехали неполных тридцать километров, когда увидели две машины под откосом – БМВ и дорогой мерседес; сперва Милову показалось, что обычное на дороге дело обошлось без жертв. «Ну, – подумал он мельком, – и слава Богу, начинаешь верить, что и сам доберешься благополучно…» И тут же насторожился: судя по расположению машин, столкновения не произошло – выглядело так, словно на обеих, ехавших, похоже, навстречу друг другу, водители разом потеряли управление – и автомобили кувырнулись под откос; но не в разные стороны от полотна, что было бы естественным, если бы ездоки отворачивали одновременно, стремясь избежать удара, и не справились с рулем на большой скорости – здесь скорее одна из машин стремилась съехать с дороги, сделать петлю, объезд, другая же старалась помешать ей, даже подставив собственный бок; но ни одна, ни другая не закончили начатого маневра. Кроме того – не было людей, которые, уцелев, начинают в таких случаях увлеченно выяснять отношения в ожидании дорожной полиции или, напротив, спешат решить возникшие проблемы до ее прибытия. Редо и сейчас не было видно, как и ремсов. Одним словом, что-то тут обстояло не так, как можно было ожидать.
Милов плавно остановил Конвой метрах в пятидесяти. Хотел уже отворить дверцу, чтобы выйти и осмотреться там, на месте. Спутник удержал его за плечо и покачал головой.
– Опасно, – сказал он по-английски с резкой гортанной интонацией. – Сначала посмотрим отсюда.
Запустив руку в сумку, достал бинокль. «Интересно, – подумал Милов мельком, – чем этот хурджум у него так набит. Не деньгами же! Судя по общему впечатлению, там должно быть оружие; ну, а еще что? Шмотки? Какая-нибудь контрабанда? Для занимающегося такими делами просто грешно не воспользоваться удобным случаем и не попытаться вывезти что-нибудь из страны – даже такое небогатой, как Технеция… Воистину, – думал он дальше, пока старательно вглядывался в неподвижные машины внизу, – контрабанда такая, что впору вызывать нашу бригаду и заводить большое дело – жаль только, что нет у меня такой возможности. Придется отложить до лучших времен, а пока – ну что же, пока они так и будут челночить через границу: что-то туда, что-то – оттуда… А вот – что? Если не считать, конечно, той специфической контрабанды, в которую и я влез. Туда, к нам – предположить не так уж трудно: скорее всего, участники операции с российской стороны, пользуясь попутным рейсом, заказывают что-то для личного пользования или для знакомых; пусть небольшая, но все-таки выгода, беспошлинный товар. Ну а вот из Технеции – какие товары можно сейчас везти? Конечно, по ходу событий, не исключено, выясним это и поточнее. Что и – куда? Очень интересно: куда это все идет? На сей раз, конечно, меня интересует именно нынешний мой груз, товары не повседневного употребления. Те, кто их покупает, наверняка рассчитывают получить ракеты в сохранности и боевой готовности – и при этом явно не станут подписывать договор о нераспространении ядерного оружия. Поживем – увидим… Ведь у меня, так сказать, случай исключительный – но ведь не ради него создавался Восточный Конвой; на таких машинах можно чуть ли не танки перевозить при надобности. Ладно, к нам в Россию – или транзитом через нее – везут, как известно, чаще всего стрелковое оружие; ну, а от нас – какое?
Постой, – прервал он тут собственные размышления. – Куда это ты разогнался? Вот ведь полицейская натура: уже в подсознание вошло, что любое нарушение закона затрагивает непосредственно тебя и требует твоего вмешательства. Опомнись, Милов! Ты ведь сейчас не правоохранительную функцию выполняешь, ты нанят для осуществления разведывательной операции – и только ею и должен заниматься, запомни раз и навсегда. А все остальное можешь разве что намотать на ус – не исключено, что в будущем информация эта и пригодится, когда снова начнешь заниматься своими обычными делами; но не сейчас, ни в коем случае не сейчас!.. Да и не твоя это страна, пора бы привыкнуть. Надо у себя дома рубить корни, тогда здесь все листочки завянут в два счета, не на ком больше будет паразитировать…»
Все эти размышления промелькнули в сознании быстро, пока черноусый попутчик внимательно и неторопливо оглядывал в бинокль то машины, то опушку недальнего леса, то снова машины, потом – лес по другую сторону шоссе. Странно – движения по нему сейчас совершенно не было, почему-то оно прекратилось, и вряд ли по естественной причине. Значит, что-то было впереди, что-то такое…
Попутчик опустил бинокль, повернулся к Милову. Посмотрел очень серьезно.
– Это его машина, – сказал он негромко. Чья – не объяснил, но Милов и так понял.
– Вы уверены?
– Очень хорошо знаю. Потому что вообще-то это моя машина.
