— Гвин!
— Ну пожалуйста…
— Мэри мыла раму, увидала маму, — раздался голос с другого конца огорода. Там стоял Роджер. — У тебя все нормально, Эли?
— Что он бормочет? — спросил Гвин.
— Ничего. Просто так, — ответила Элисон.
— А при чем тут Мэри?
— Ничего, Гвин!
— Пора чай пить, Эли, — сказал Роджер, подходя ближе.
— Иду.
— А как насчет погоды? — поинтересовался Роджер. — Говорят, что ливень лениво льет в Ливии в лиловом лесу.
— Что с ним, Элисон? — с беспокойством сказал Гвин. — Того немного? Жара вроде прекратилась.
— Какая у тебя модерновая курточка, — отметил Роджер, оглядывая Гвина. — С короткими рукавами. Последний писк моды. Только ботиночки подкачали.
— Остановись, Роджер, — сказала Элисон.
— А это ты уже проходил? — спросил Роджер. — «Я здорова, как корова…», «Карл у Клары украл кораллы…». Это ведь первый урок. На первой пластинке. «Самое лучшее английское произношение в мире…»
— Роджер! — закричала Элисон.
— Ты рассказала ему? — тихо спросил Гвин. — Рассказала? Про то, что я говорил тебе?
— Нет! — сказала Элисон.
— Ты рассказала ему. Хорошо посмеялись? Надорвали животики?
— Нет, Гвин! Я…
— Хохотали до упаду? Катались со смеху?
— Ты не прав, Гвин!.. Гвин!
— Может, чего еще забыла сообщить? — спросил Гвин. — Говори. Время есть.
— Да, она мне всего не сообщила, — сказал Роджер. — Кое-что утаила. Например, по какому курсу правильной английской речи ты занимаешься. По наиболее полному или по краткому — специально для продавцов магазина. Эту страшную тайну она мне не выдала, как я ни выпытывал.
— Роджер! — крикнула Элисон.
— Элисон, — проговорил Гвин.
Он повернулся и пошел прочь. Остановился, снова посмотрел на нее.
— Гвин! Не смотри на меня так! Я не хотела… не то хотела… Роджер! Скажи ему!.. Гвин! Не уходи!.. Роджер! Останови его!.. Останови… Останови…
— Хватит, Эли. Все в порядке. Успокойся… Ну, хватит же! Эли! Он слинял. Намылил пятки. Чего ты расстроилась? Кому он здесь нужен?..
21
Он уткнулся лицом во влажную траву. Дышал прерывисто, лежа между листьями папоротника, коленом упираясь в острый камень. Но боли не чувствовал. Из-под согнутого локтя далеко внизу он видел дом. Пелена облаков висела, словно дым, в нескольких ярдах над его головой.
Он не помнил, как взобрался так высоко.
Лежал неподвижно, пока не почувствовал, что опять может идти. Встал и направился в сторону серой громады гор. Скорей, скорей из этой долины! Там он будет в безопасности, там сможет строить планы, что делать дальше — куда пойти, где поесть, где заночевать…
Облако плыло впереди него, загораживая обзор. Но смотреть вниз не мешало, там был по-прежнему виден дом. Однако он туда больше не смотрел. Не мог.
Повернулся спиной к долине, стал обходить гору слева направо. Как овцы по своему пастбищу. Слева направо, слева направо, оставляя позади секунды и часы, проведенные там, внизу, и какое-то время ни о чем не думая. Ничего не вспоминая.
Остановился, когда почувствовал, что дома уже больше не видно. Основная часть долины тоже была скрыта от глаз, когда он стоял на краю плато, опираясь спиной о скалистую кварцевую стену.
Наклонился, сорвал цветок клевера. Еще один. Увидел, что целое поле клевера тянется но склону, уходя в туман, в тучи.
Нагнулся ниже. Трава была примята, цветы клевера пригнуты, словно кто-то недавно прошел по ним. Стебли на глазах выпрямлялись. Белая дорожка из примятых цветов травы шла вверх.
Кто там мог быть? Кто?..
Двинулся рядом с травяным следом, облако по-прежнему плыло впереди него, словно указывало дорогу. Подъем прекратился; он шел по плоскогорью. Облако взмыло вверх, стали видны торфяники, ручей, заросли камыша.
Никого вокруг. Только он. Один. Куда же идти? По какой дороге?.. Куда?..
Б какую сторону ни посмотришь, везде горы. Ничего, кроме гор — там, и там, и там… Одна за другой, одна перед другой, одна над другой. Каждая из них одинока. В полном одиночестве.
Мир одиночества. В нем некуда идти. Элисон… — молча вырвалось слово. Он остановился. Холодный ветер проникал в него отовсюду. Посмотрел кругом… Ничего невидно. Низко опустилось небо. Скрылись все расстояния. Холмы заполнялись тенями прошлого-Тучи рассеялись на мгновение… Снова сгустились… Спотыкаясь, он продолжал куда-то идти…Ничего, я еще покажу им… Они узнают… Здесь можно умереть… Разбиться — и никому дела не будет. Никто не найдет…
Он совсем не думал об этом месте, об этом камне — но внезапно вышел к нему. Вороний Камень… Вышел к нему, когда уже не видел ничего и в трех шагах. Но ветер в очередной раз рассеял тучи, вновь открылись долина и дом.
Захотелось на какой-то момент спуститься туда, где пастбища, и деревья, и люди. Где нет под ногами ни мха, ни торфа…
Увидеть овец на склонах. Слева направо, слева направо — однообразно совершали они свой путь… Снова мурашки по спине.
Фермеры свистели своим овчаркам, звали их. Голоса поднимались снизу из долины.
— Сюда, Бен… Лесс… Хорошо, Лесс. Сюда!.. Сюда… Сюда… Сюда…
Собаки подчинялись свисту, меняли направление. Он смотрел — где же люди? Людей не было видно.
Никого…
— Боб, сюда! Боб, Лесс… Хорошо… Хорошо… — Собаки делали, что от них требовалось: сгоняли овец в кучу. Собаки надвигались на них изогнутой линией, концы которой почти упирались в горные отроги. Собаки были уже совсем близко от овец…
— Бен… Лесс… Бен… Сюда… Боб… Сюда… Хорошо… — Крики сопровождались свистом, настойчивым и резким.
Собаки миновали овец, обогнули их, извилистая линия рассыпалась, концы ее почти соединились в прямую, острие которой было направлено на Вороний Камень.
— Сюда, Бен… Сюда… Лесс… Бен…
Он скользнул взглядом по склону. Овец там уже не было.
— Боб, стоять, Боб… Сюда, Бен, сюда… Лесс, ко мне… Лесс…
Собаки почти добежали до Вороньего Камня. Языки высунуты, на мордах пена. Когда они были совсем уже близко, на почти отвесной стороне холма, то опустились на животы и поползли. Рывками — все ближе, ближе… У них напряженные, налитые кровью глаза.
Собак было много. Он не мог охватить их взглядом всех сразу. Или ему казалось…
