выходкам и ничему не удивляться.
– О мадонна, – сокрушенно покачала головой женщина.
Через четверть часа окна и двери были заколочены. Пусть теперь наш дом достанется кому угодно…
Слезы невольно навернулись мне на глаза. Я вспомнила все картины моего детства. Вот здесь покойная Нунча кормила кур. А у этого окна сидела умирающая мать… А тут Луиджи – где-то он сейчас? – зарывал свой ящик с сокровищами… Перед моими глазами медленно проплывали счастливые и трагические события: гроб с телом Винченцо, рассказы Джакомо, лесные приключения, уход Антонио, смерть Нунчи и матери… Впрочем, счастливых событий было не так уж много.
И все-таки мне было жаль покидать родное гнездо, с которым так много связано, которое так прочно вошло в мою жизнь, стало частью моего существа…
Я бы охотно осталась здесь, если бы у меня была хоть надежда на выживание. Но даже тогда, в девять лет, я чувствовала, что такой надежды нет и что единственный выход – это поездка во Францию, в чужую далекую страну.
– Погоди, Ритта, – сказал мне Розарио, увидев, что я собираюсь сесть в карету, – сначала сядем мы, а потом уж ты. Ты меня понимаешь?
Я кивнула.
Розарио отбросил в сторону молоток и гвозди и, взяв под руку Джакомо, пошел к карете.
Ко мне подошла женщина лет двадцати пяти, в синем шелковом платье и серой вышитой накидке. Она взяла меня за руку. Я была поражена. Передо мной стояла живая фея Кренского озера – по крайней мере, такая, какой я ее представляла по рассказам Джакомо. Волосы цвета спелого апельсина, глаза как море, и щеки как цветок шиповника… Фея, настоящая фея!
Я быстро пришла в себя от удивления и строптиво повела плечом, а затем и вырвалась. Я впервые видела эту особу, а к незнакомым людям я относилась недоверчиво.
– Ты что, боишься меня? – спросила она ласково.
Я фыркнула. Наконец-то мне удалось найти среди приехавших французов человека, который так безупречно и чисто говорит по-итальянски! Ни старая дама, ни принц не могли похвастать хорошим произношением.
– Разве вы француженка? – с сомнением спросила я. Она покачала головой.
– Нет, я, как и ты, итальянка… – Сказав это, она засмеялась.
– Что вы здесь делаете?
На лице ее показалось удивление.
– Разве ты не поняла? Я твоя гувернантка, Ритта.
– О! – воскликнула я. – Значит, вы верите, что меня зовут Ритта, а не Сюзанна?
– Тебя зовут и так, и так, но Ритта мне больше нравится.
Я согласно кивнула. Кажется, она не такая скучная, как старуха или принц.
– А как вас зовут? – спросила я.
– Стефания Старди. – Она снова засмеялась.
– Почему вы все время смеетесь?
– Не знаю, – сказала она. – Ты очень симпатичная девочка, Ритта.
– Можно, я буду вас называть синьора Стефания?
– Нет, лучше не синьора, а синьорина. Ну, а теперь-то мне можно взять тебя за руку?
Она сумела внушить мне симпатию, и я сама, улыбаясь, протянула ей узкую смуглую ладонь.
Розарио устроился вместе с кучером на козлах, а мы с Джакомо сидели между дамой и принцем. Старая дама все время прижимала к носу платок, пахнувший невероятными ароматами, и опасливо косилась на мое грязное платье. Когда после очередной ямы на дороге нас сильно встряхнуло и на ее белоснежной манжете остался черноватый след от соприкосновения с моей одеждой, она тяжело и многозначительно вздохнула.
– Сюзанна, дитя мое, – сказала она, – как вы можете быть столь неопрятны?
Я посмотрела на нее уничтожающим взглядом. Что можно было ответить этой разодетой холеной синьоре, которую приводило в ужас мое платье? Которой ежедневно несколько горничных стирают, крахмалят и гладят весь ее огромный гардероб? Разве бы поняла она то, что это платье было у меня единственное вот уже почти год и что если бы я задумала его выстирать, то оно бы расползлось у меня под руками?
Поэтому я не проронила ни слова и пересела на другое сиденье между Джакомо и синьориной Стефанией. Она, по крайней мере, не боялась моей неопрятности и смело обняла меня за плечи.
– Не обижайся, – шепнула она мне. Я благодарно взглянула на нее.
Она наклонилась ко мне и совсем тихонько прошептала:
– Он слепой, да? Я кивнула.
– Бедняга, – проговорила она. – И давно?
– Уже десять лет, – проговорила я. – Он заболел и ослеп.
– Как его зовут?
