стоит таких жертв.
— Только если Шегдар узнает, что я здесь! А откуда ему знать? — перебила Реана.
— Сколько человек тебя видели в храме? Нет, я не считаю, что удалось бы сохранить эту тайну.
— Если ты выдашь меня, то пятьдесят золотых за мою непутёвую голову будут стоить вам войны с Лаолием.
— Поэтому выдавать тебя я не стану, — согласно и величественно кивнул Нанжин. — Однако ничего не препятствует мне указать нежданной гостье путь из внутренних комнат до выхода на площадь Зорь.
— Вон как! — Реана усмехнулась. — А если я откажусь уходить?
— Ты и в самом деле полагаешь, что затеять потасовку в стенах Арна — это лучший способ привлечь на себя милость Вечных и любовь служителей храма?
— Я полагаю, что храм — открыт для всех! И если храм откажется впустить хоть кого-то, прецедент едва ли будет забыт!
— Храм впустил тебя. Однако…
— Если храм меня впустил, то я — под защитой богов. Кто имеет право выгнать меня? Кто бы я ни была!
— Я — Мастер. И я вправе очищать храм от скверны.
— Ха! Значит, можно сначала впустить меня, а потом объявить скверной? Мастер Нанжин, постарайся решать быстрее! Либо не следовало меня впускать — и тогда, следовательно, пред Вечными не все равны, и церковь может решать, кто достоин предстать перед ними, а кто — нет. Либо нет причины выгонять меня теперь!
Тот факт, что в богов она не верила, хотя и допускала их существование, Реану ничуть не смущал. Религиозная тематика пошла в ход исключительно в качестве аргументов, которые могли иметь вес для собеседника. Отношение к ним говорящей существенным не являлось.
— Причина такая есть. Если ты останешься здесь, Арнакия окажется втянута в войну. Я не думаю, что это подходящая цена за чью-то прихоть.
— Это не прихоть! И я, вообще-то, уже здесь. Значит, если кто-то узнает об этом, то Кадар в любом случае станет коситься на Арн с подозрением. Я не говорю уж о Ксондаке. Вы же с ним друг друга отлично уравновешиваете, да? Отвечаете друг другу взаимностью, можно сказать. Попробуй меня выгнать! Увидишь, что получится!
Реана замолчала. Нанжин смотрел на нее с академически сухим интересом. Она вдруг почувствовала себя полной дурой. Но выражение лица ('Ах, вы та-ак!..') менять не стала. Из упрямства.
— А нужно ли это тебе, дитя мое?
Реана удивленно моргнула.
— Ты хочешь услышать ответ? Я могу ответить. Но действительно ли тебе это нужно? Вопрос не всегда так уж нуждается в ответе. Гораздо важнее порой снова и снова задавать вопрос. 'Кто я?', 'Где мое место?'… Ты и в самом деле полагаешь, что на эти вопросы тебе ответит кто-то, не ты? Если ты всё же хочешь услышать ответ… Попробуй отыскать храм Тиарсе.
— Храм Тиарсе?.. — она выглядела так, словно Нанжин огрел-таки её своим посохом по голове.
— Тот, о котором говорится в легендах. Который, по легендам, стоит в столице Алирона, легендарной страны легендарных эльфов. Если эльфы существуют и если храм стоит, то это единственное место, где на такие вопросы можно получить ответ.
— Есть… — медленно сказала Реана. — И храм, и Алирон… И дорога туда… Ррагэ! Как же я сама…
Она посмотрела на Мастера. Тот наблюдал с прежним академическим интересом.
— Ты и в самом деле пыталась завоевать эльфов?
— Пыталась. Да уж, — она издала странный гортанный звук. — Было дело. Дурдом! Неужели я туда снова попрусь? Охх. Вот уж мне будут рады!..
— Ещё один совет, — Нанжин отпил глоток чая. — Не отправляйся туда сразу же. Насколько я понимаю, это на север и через горы, — он отставил чашку, неспешно, полюбовался тем, как свечной свет впитывается, теряясь, в темную глину. — Подожди хотя бы четвертой луны.
Реана открыла рот. Закрыла. Похоже, Нанжин вывесил табличку: 'ушёл в себя, назад не ждите'. Встала, молча наклонила голову в рудиментарном поклоне, повернулась и вышла.
Она осталась в Арнере. Отыскала себе какую-то каморку на западной окраине Левого города. Не самый фешенебельный район: там ютились все, у кого не хватало денег на приличное жилье. Реану это не особо смущало, потому что гигиена здесь даже на окраинах стояла на несколько порядков выше, чем в той же Арне. В Арне её просто не было. Здесь же по улицам можно было ходить без омерзения. Ну, если глядеть, куда ставишь ногу.
Занялась Реана, разумеется, медицинской практикой. И зарабатывала неплохо — по крайней мере, на жилье и еду хватало. В городе новости разлетались быстро. О новой лекарке заговорили после того, как она, где-то в начале первой весенней луны, перехватила из-под носа у десятка солдат из святого воинства какого-то удиравшего со всех ног парня, обвинённого в святотатстве. Приволокла его в храм, заставила Мастера Нанжина провести обряд суда Тиарсе и неделю потом отругивалась от местного разлива 'охотников' за еретиками, доказывая, что сама Белая вынесла решение о невиновности обвиняемого. Внешне Нанжин воспринял появление святотатца в храме совершенно спокойно, однако все свои мысли на этот счет потом высказал Реане. Она возмущённо напомнила, что долг Мастера в храме Весов — следить за справедливостью, и вообще не фиг лебезить перед Ксондаком. Впрочем, выбора у Нанжина не оставалось: 'тёмная лекарка' к тому времени настолько была известна в городе, что сумела убедить толпу, и так не слишком жаловавшую 'охотников', что суд Тиарсе — идеальный выход. В Арнере помнили, что Арнакия — свободное государство, и никакие правители, помимо Вечных и выборных в Совете, ей не указ. Так что 'охотникам' пришлось убраться восвояси, а Нанжин смирился, обругав Реану безрассудной девчонкой.
Они виделись ещё пару раз. Нанжин тщетно пытался наставить ведьму на путь осторожности или выставить из Арнера, она же аргументов принципиально не слушала. Она, кажется, совершенно не желала понять, что ставит под удар полгорода. Хрупкое равновесие, для которого Нанжин так долго трудился, трещало и раскачивалось хуже маятника. Ведьма и в самом деле разрушала всё, к чему прикасалась. Страшнее всего было то, что она глубоко верила в свою правоту. Ей терять было нечего, над ней висело предсказание скорой смерти, о котором ведьма и сама знала, и она не тратила времени на страх, рассуждения, осмотрительность… При всём том, она была, несомненно, умна, и её слушала не только городская беднота, но и ремесленники — кроме цеховой верхушки, разумеется. Кто-то наверняка догадывался, кто эта девчонка с тёмным лицом.
В середине третьей луны Ксондак от лица церкви официально объявил Реану Безумную еретичкой, ведьмой и первым врагом Вечных, цитируя Тхэама Проповедника и многочисленные предсказания о конце света. И угрожая за укрывательство отлучением и анафемой, не говоря уж о прочих санкциях вроде повешения. К угрозам он прибавил обещание полного отпущения грехов и круглой суммы в сто золотых за мертвую ведьму. Шегдар Кадарский в ответ предложил сто пятьдесят за живую, вызвав у Нанжина усмешку. Южный император по-прежнему хотел заполучить живьём это мощное оружие о двух ногах и несносном нраве. Но Арнер не спешил выдавать ведьму. Люди видели возможность наплевать в лицо Кадару, и с явственным удовольствием этой возможностью пользовались. Не потому, что они отличались такой уж смелостью и гордостью. Просто Кадару сейчас было не до гудящего Арнера. Дазаранские купцы, давно уже возмущавшиеся низкими ценами, какие Кадар предлагал за их драгоценный кедр, благовония и камни, расшатали и смели аргументацию властей — и добились снаряжения флота на Форбос, чтобы выбить с него кадарский флот и получить свободный доступ во Внутреннее море и к портам Занги, Рикола и Лаолия. Почти в то же время прошла коронация Раира по лаолийскому обряду в торенском храме Оа с последовавшим объявлением прав короля Лаолия Раира ол Истаилле на имперский трон. Войска Кадара подтянулись к Форбосу в полнолуние четвёртой луны и увязли там. Пользуясь этим, южные зангские города захватили Тангерт и Рздагот. Но это было позже, в самом конце четвёртой луны. А пока ведьма бродила по Арнеру и окрестностям, высказывала крамолу и находила общий язык с местными. Она нашла подходы даже к ачаро храма. С некоторыми, как с Кёдзаном, например, даже общалась более-менее регулярно. Впрочем, с Нанжином тоже. Мастер не оставил попытки вбить в её голову осторожность и… И в любом случае, пока она
