нанесенный весенними дождями. Все избегали смотреть на Медба, сидящего в зловещем молчании среди семи своих людей. Мало кто вне клана Вилфлайинг знал, насколько сильно искалечен Медб, и никто не осмеливался толковать об этом. Покалеченный или нет, было очевидно, что Медб по-прежнему имеет полный контроль над своим кланом и своей силой.
Никто также не затрагивал вопросов, которые были у всех на уме: резня в Корине, незаконные взятки вождям от Медба, разбойничьи действия изгнанников и слухи о еретических действиях Медба как волшебника. Люди еще не были готовы затрагивать эти грозящие взрывом проблемы. Вместо этого они толковали о повседневных событиях и следили друг за другом, выжидая, пока кто-нибудь не сделает первый шаг.
Медб не говорил ничего. Он сидел на своей подстилке в кругу своих ближайших телохранителей и наблюдал за вождями из-под полуопущенных век, как лев, высматривающий свою добычу. Им ничего не оставалось, как пойти его путем, и они знали это. Дай им извернуться и ускользнуть. В конце концов они все равно придут к нему. Тогда его покалеченные ноги не будут иметь значения, все падут на землю и будут просить его милости — или умрут.
Когда Совет сделал перерыв до следующего дня, мужчины с облегчением покинули шатер, чтобы разойтись по своим лагерям. После ночи празднеств и танцев, в которых Вилфлайинг не принимали участия, Совет снова собрался на следующее утро.
Встреча проходила так же, как накануне. Решались ежегодные дела, было вынесено несколько основных приговоров и улажено несколько жалоб. Опять Медб сидел на своем месте и ничего не говорил. Напряжение росло, как в плотно закрытом горшке, поставленном слишком близко к огню.
Сэврик оба дня приходил на Совет со своей брошью, хотя ничего не сказал Медбу о союзе, и тайком наблюдал за поведением окружающих. Камень привлекал много взглядов и вызывал комментарии, то завистливые, то восхищенные, но было совершенно очевидно, откуда он взялся, и многие гадали, что сделал Сэврик, чтобы заслужить его.
Вождь Хулинина также мало говорил на Совете. Он наблюдал и выжидал вместе с остальными вождями. Сэврик оценивал свои шансы. Он выжидал нужный момент, когда напряжение достигнет наивысшей точки, чтобы сделать свой шаг.
Когда второй день Совета закончился, Сэврик кивнул Этлону.
— Завтра, — сказал вождь. — Скажи мальчику.
— Какому мальчику? — спросил лорд Кошин, появившись рядом с Хулинином. Он ухмыльнулся Сэврику с Этлоном: — Неужели ваш таинственный человек собирается наконец появиться?
Сэврик поднял свой плащ с подушки, на которой он сидел.
— Всадник хуннули выздоровел от своей болезни, — ответил он.
Тут к троим мужчинам большими шагами подошел лорд Умар, вождь клана Джеханан. Его красивое лицо выражало расстройство.
— Сэврик, — сказал он с досадой, — Совет не может продолжать и дальше не замечать преступное поведение Медба. Кто-то должен заставить этих вождей действовать.
Кошин кивнул:
— Мы как раз это обсуждаем. Я полагаю, хулинины имеют свой план.
Ша Умар взглянул с облегчением:
— Я не хотел говорить тебе, Сэврик, но Медб меня пугает. Он угроза для нас всех.
Вождь Хулинина задумчиво смотрел на него:
— Ты думаешь присоединиться к нему?
Ша Умар фыркнул:
— Я испуган, но я не глуп. Я лучше дам моему клану погибнуть, как это сделал Корин, чем жить под его властью.
Он взглянул на выход, где люди Медба выносили из шатра подстилку вождя. Трое мужчин проследили за его взглядом.
— Мы должны что-то сделать с ним, — тихо сказал Сэврик, — прежде чем он станет слишком силен.
— Я рад слышать, что ты это говоришь. Ты можешь рассчитывать на мою помощь! — Ша Умар кивнул им и вышел вместе со своими воинами.
— Не хочешь ли ты изменить свою ставку в пари? — спросил Сэврик у Кошина.
Тот тряхнул головой:
— Если я буду не прав, это будет стоить семи кобыл. Я посмотрю завтра утром. — И он тоже вышел.
Сэврик с Этлоном и сопровождавшие их стражники возвращались в лагерь Хулинина. Они не разговаривали, все их мысли были сосредоточены на завтрашнем утре. Когда они пришли в лагерь, Сэврик удалился в свой шатер, а Этлон отправился переговорить с Габрией.
В течение двух дней, что заседал Совет, Габрия мучилась в шатре Пирса. Ожидание казалось бесконечным. Сэврик приказал девушке скрываться, и Габрия знала, что его планы рухнут, если ее преждевременно распознают. Но это мало облегчало ее беспокойство. Этот момент, к которому она страстно стремилась и которого с трудом достигла, момент, когда она сможет встать против Медба и швырнуть свои обвинения ему в лицо, был так близок. Скоро она увидит его, сломленного и истекающего кровью, умирающего от боли — как ее семья в зимнем лагере.
Габрия наслаждалась воображаемой сценой. О, она могла умереть в этой попытке, но теперь смерть ее не пугала. Она победит, и ее клан будет всегда жить в прославляющих сказаниях, которые будут рассказывать о ней. Ее ничто не остановит. Сейчас Габрия может ждать в согласии с кланом вождя, но когда придет время, она будет бороться с Медбом любым оружием, которое у нее есть. Даже Совет не сможет остановить ее. Кровная месть БУДЕТ оплачена.
Настроение Габрии беспрерывно изменялось от безграничного гнева к беспокойству, раздражению и нетерпению, она не могла сидеть спокойно. Она беспрерывно хваталась то за одно, то за другое и вздрагивала от каждого неожиданного голоса. Вдобавок ко всему Кор взялся слоняться вокруг шатра. Когда он не был занят едой или работой, он валялся в тени под деревом рядом с шатром знахаря и говорил гадости о Габрии всякому, кто мог его слышать, или насмехался над ней через войлочные стены. Габрия не знала, что бы стал делать Кор, если бы она выскочила и схватилась с ним, но они оба знали, что Сэврик запретил ей покидать шатер. Кор сделал все возможное для этого.
Пирс снова и снова старался заставить его уйти, но Кор возвращался и продолжал, сидя под деревом, издеваться над Корином. Габрия старалась не замечать его, так как его бестелесный голос звучал потусторонне в полумраке шатра, а его оскорбления только усиливали ее возбуждение. Во время коротких затиший, когда он уходил, она старалась успокоить свои расходившиеся нервы. Но это мало помогало. Вскоре голос Кора снова врывался в тишину шатра, заставляя ее кидаться на стены.
К концу второго дня Габрия почти не сознавала себя от напряжения и тревоги. Вошедший, чтобы переговорить с ней, Этлон напугал ее. Она схватила нож и чуть не бросилась на него прежде, чем узнала его в вечернем полумраке.
— Прости, — потрясенно произнесла она, — я думала, это Кор.
Этлон взял нож из ее рук и положил на лечебный сундук Пирса.
— Его нет. Я извиняюсь перед тобой. Я должен был раньше заняться Кором. — Он следил, как она металась по коврам шатра. — Отец собирается завтра взять тебя на Совет, — наконец произнес он.
Габрия подняла взгляд, и ее губы искривились в зловещей улыбке:
— Я буду готова.
— Габрия, не очень-то надейся, — постарался предостеречь Этлон. — Есть слишком много обстоятельств, о которых ты не знаешь.
Девушка тряхнула головок:
— Не беспокойся обо мне, вер-тэйн. Со мной все в порядке.
Этлон следил за ней и знал, что это не так, но теперь он не мог ничего поделать. Ни у кого бы ни хватило хладнокровия или мужества сказать Габрии, что Медб слишком искалечен, чтобы сражаться с ней в личном поединке. Нельзя было предугадать, как поведет она себя, даже если она примет истинное положение вещей. Этлон хотел было сказать ей правду, но потом решил не делать этого. В ее настроении