она бы ни за что не поверила ему.
Он пожелал ей спокойной ночи и вышел. Около шатра он встретил Пирса. Знахарь нес полный вина бурдюк и одеяло.
Пирс поднял бурдюк и встряхнул его содержимое.
— Поверишь ли ты, что это вода? — спросил он. — Я не думаю, что буду хорошо спать этой ночью. Не хочешь ли присоединиться ко мне?
Этлон согласился, и они удобно устроились под ближайшим деревом. Вместе они всю ночь охраняли шатер и его взволнованного постояльца. Кор держался подальше от них.
Габрия плохо спала этой ночью. Тени, которые посещали ее после резни, вернулись с новой силой и витали вокруг нее, когда она погружалась в сон и снова выплывала из него. Она кипела от раздражения, вызванного двухдневным ожиданием, а горло перехватывало от непролитых слез. Завтра утром это закончится, напоминала она себе. Утром она пойдет на Совет с Сэвриком, и к заходу солнца тяжелое испытание будет окончено. Как будто в насмешку над ее невезением, ее сновидения окружали ее, и кружащиеся фантомы смеялись над ней голосами ее братьев. Она беззвучно кричала, обращаясь к ним.
Затем из пустоты теней и воспоминаний пришел сон, такой же четкий, как и видение, которое она видела в племени той ночью в холле Хулинина. Корин Трелд. Габрия видит себя стоящей на холме и смотрящей вниз на останки когда-то оживленного лагеря. Стоящее высоко солнце пригревало, и пустые пастбища покрывала густая трава. Сорняки бурно разрослись на пожарище и покрывали руины зеленым ковром. С одной стороны располагался большой могильный холм, окруженный камнями. На его свежей насыпи только начала пробиваться трава. Мрак поглотившего ее горя слегка отступил, когда она увидела могильный холм. Кто-то позаботился и показал свое уважение, с почестями похоронив клан. Она не могла сделать этого сама, и она возблагодарила того, кто похоронил Корин.
Видение пропало, и Габрия проснулась. Она лежала на постели, глядя в темноту и раздумывая, был ли ее сон действительным видением, или просто плодом ее собственного воображения, вызванным ее желанием. Но потом, источник сна на самом деле не имел значения. Видение могильного холма дало ей покой и оставалось с ней в самые глухие ночные часы, помогая облегчить ее ужасное напряжение.
К тому времени, когда утренний свет просочился в шатер, Габрия собралась. Ночные тени исчезли, ее нервозность прошла. Напряжение ушло из ее тела и сознания. Ничего не осталось, кроме единственного чистого огня решимости. Только воспоминание о могильном холме осталось, чтобы напомнить ей о ее долге.
Габрия натянула одежду и одела ботинки. Ее доспехи, теперь составляющие часть ее, были аккуратно отложены в сторону до того момента, когда снова понадобятся. Меч был уже остро наточен, а кинжал ее отца блестел от постоянных прикосновений. Она сложила свой золотой плащ и поразилась тому, с каким сожалением ее пальцы прикасались к светлому льну. Ей стало хорошо с хулининами. Ей будет тяжело, если по какой-либо причине она будет вынуждена покинуть и их.
Отвернувшись от золотого плаща, Габрия достала из кожаного сундучка свой алый плащ и встряхнула его. Алая шерсть каскадом спадала до земли. Какой верный цвет, размышляла она, ясный и чистый, как драгоценный камень, а не мутнеющий, как кровь. Она накинула на плечи плащ и заколола его брошью, которую ей дала мать. Она улыбнулась про себя. Медб будет поражен.
Пирс с беспокойством наблюдал, как она заканчивает одеваться. Ему хотелось сказать что-нибудь, чтобы облегчить собственное напряжение, но он не мог найти нужных слов. Знахарь узнал напряженный взгляд, появившийся на лице Габрии. Ее глаза горели ярким светом, а темные круги вокруг них делали ее взгляд устрашающим. Она раскраснелась, а ее движения были скупыми, как будто она старалась сберечь силы. Пирс хотел заговорить с ней, предостеречь, что ее надежда сразиться с Медбом напрасна, но, взглянув в ее лицо, он не смог произнести ни слова. Девушка не была расположена кого-либо слушать. Только вид покалеченных ног Медба убедит ее, что ее вызов на поединок невозможен.
Пирс надеялся, что это не сломит ее. Габрия так давно выжидала и так долго планировала уничтожить лорда Вилфлайинга на дуэли, что для нее может оказаться трудно увидеть другие возможности для мести.
Когда Габрия собралась, она молча сидела с Пирсом и ждала. Совет должен был начаться в полдень, поэтому у нее было время до того, как Сэврик придет за ней. Она не могла есть и старалась не думать, так она отстраняла от себя все, кроме своей решимости. Пирс смирился с ее отстраненностью и просто сидел вместе с ней, демонстрируя молчаливую поддержу.
Этим утром Сэврик и Этлон поднялись еще до рассвета. Когда луна уже заходила, их разыскал посланец и к их удивлению вручил им тонкий длинный хлыст с венчающей рукоятку серебряной головой смерти. Только одна небольшая группа людей пользовалась таким странным оружием, и они не участвовали во встречах бессчетное число лет.
Сдерживая свое любопытство, оба Хулинина перепоясались мечами и молча отправились мимо стражи к слиянию двух рек и священному острову. В ночной прохладе раздавалось только журчание двух рек. Порывы ветерка шевелили их одежды. Посланник остановил их у края воды и тихо свистнул. Три фигуры показались из тени стоящих камней и пересекли течение. На них не было плащей, только простые туники и подпоясанные ремнем мантии до земли. У них не было заметно никакого оружия, за исключением хлыстов, обернутых вокруг талии. Темно-серые камни позади них стояли как стражи, наблюдающие, но не слушающие. Этлон поежился под их пристальным взглядом.
Один из мужчин подошел к Сэврику и поднял руку в жесте миролюбия.
— Доброй тебе охоты, брат, — произнес он.
Он был одного роста с вождем, и они несколько минут смотрели друг другу в глаза.
Сэврик наклонил голову набок. Постепенно на его лице появилась улыбка:
— Сет. Очень рад тебя видеть.
Незнакомцы, казалось, успокоились.
Они держались прямо, как статуи, но они спрятали руки в рукава своих мантий и отошли в сторону, чтобы дать возможность вождю и его брату побыть наедине.
Сет слегка наклонил голову.
— Я рад слышать, что ты так говоришь. Твое гостеприимство распространяется на нас всех?
Взгляд вождя устремился на четырех мужчин, затем вернулся на лицо его брата:
— Вы все здесь?
— Нет, только четверо. Нам нужна твоя помощь.
Сэврик приподнял бровь:
— С каких пор людям хлыста нужна помощь?
— С тех пор, как кланы назвали нас Клятвопреступниками. Мы хотим участвовать в Совете.
— Что? — Этлон от изумления открыл рот.
Сет поднял бровь, совсем как его брат:
— В чем дело, племянник? Совет, что, принял закон, запрещающий нам участвовать во встречах?
Сэврик положил руку на плечо Этлона. Он разделял изумление сына. Приверженцы религиозного культа богини Крат избегали встреч в течение многих поколений. Сэврик гадал, почему за все время люди хлыста выбрали именно этот год, чтобы придти сюда. Затем он вспомнил, что они находятся на виду у стражи и лагерей, и он поманил брата:
— Может быть, лучше нам поговорить в моем шатре.
Сет согласился. Он что-то тихо сказал своим спутникам, и они растворились во тьме.
Сэврик, Этлон и Сет прошли краем поселения и незамеченными проскользнули в шатер вождя. Тунголи ожидала мужа и вежливо кивнула, едва скрывая свое изумление при виде Сета. Она принесла вина, затем скрылась за спальным занавесом. Мужчины уселись на корточки у маленькой лампы и задумчиво разглядывали друг друга. В тусклом свете Этлон разглядел поразительное сходство между двумя братьями.
Нарушивший клятву был моложе вождя, но годы сурового обучения, самоотречение и жизнь в диких краях состарили его. Его кожа, покрытая густой бородой, была темной. Глаза тщательно сохраняли бесстрашное выражение. Говорили, что последователи Крат могут заглядывать в — сердца людей и обнаруживать скрываемые в них пороки; они проникали в тайны и открывали скрываемую ненависть,
