является аномалия. С европейской точки зрения мы — страна исторического «аномализма». Это всегда было источником «русского комплекса», который проявлял себя двояко. С одной стороны, мы находились в вечном плену концепции «догоняющего развития». Как Дон Кихот за ветряными мельницами, гонялась Россия за Европой. С другой стороны, не догнав, мы обижались. Обидевшись, становились в позу и вслед за Александром III говорили: «Европа может подождать, пока русский царь ловит рыбу!» И таскали рыбу из своего пруда, пока он окончательно не загнивал и не начинал пузыриться революцией…
Но вот что интересно: как и у всякой медали, у этой нашей «закоренелости в общественных пороках» есть и обратная сторона. Если одно и то же было и сто, и двести, и триста лет назад, то почему Россия должна погибнуть от этих пороков именно сейчас? Что отличает день сегодняшний от брежневского застоя, нэповского угара, распутинской горячки, пореформенной «тащиловки», николаевского казнокрадства и эпических масштабов воровства петровской эпохи? По крайней мере, не размах коррупции и властного беспредела. Тут все в норме, то есть без перемен…
Тогда откуда такие упаднические настроения? Пушкин писал в ужасное время, когда восемь процентов «отката» по любому государственному заказу становились правилом, а шесть процентов рассматривались как любезность. Достоевский и Толстой творили, когда преступные состояния пухли на железнодорожных подрядах. О произволе власти в те времена и писать как-то неприлично. Но страна, хоть и обливаясь кровью, переползала с одной исторической ступени на другую, попутно выигрывая войны, открывая человечеству космос и запасаясь ядерным арсеналом. Видимо, дело сегодня не столько в наличии коррупции и произвола, сколько в отсутствии Пушкина и Толстого…
Завороженные Европой, мы убедили себя в том, что из нынешней ситуации есть только два выхода: либо «все», либо «ничего». Либо мы срочно перестроим Россию на европейский лад и враз изживем наши общественные хвори, либо Россия погибнет, рассыпавшись на части в результате какого-нибудь чудовищного националистического взрыва. И чем призрачней становится перспектива европейской «интеграции», тем сильнее тоска.
Но есть и третий, «азиатский», путь: были скифами, скифами и останемся. Сотни лет жила Россия в коррупции и беспределе и еще не одну сотню лет может так прожить и простудиться на европейских похоронах. Ну а реформы еще будут… Потому что должна же Россия быть сильной, чтобы отстоять свой «надел». Да только опыт показывает, что все успешные модернизации Россия проводила отнюдь не «по-европейски». В общем, как сказал Николай I: «Россия есть государство военное, и его предназначение быть грозою света»… Так что есть место и в России для исторического оптимизма, как есть у нас и историческая перспектива. Только это «перспектива со слезами на глазах». Но, если не часто смотреть на Европу, глаза будут меньше слезиться…
Пожиратели времени
Не надо как лучше, пусть будет как всегда…
Там хорошо, где нас нет. В прошлом нас уже нет, и оно кажется прекрасным.
…В канун юбилея генсека фонд «Общественное мнение» провел опрос среди россиян: как они относятся к правлению «дорогого» Леонида Ильича? Результаты оказались достаточно неожиданными. 61% опрошенных посчитал годы застоя благополучным временем для страны. Даже молодое поколение, которое участвовало в опросе и помнит эту эпоху больше по анекдотам и рассказам родителей, признало то время «золотым веком». Иначе считают лишь 17% россиян. Правда, вернуть сейчас застой пожелала только треть наших соотечественников. 42% россиян от возможности путешествия в прошлое отказались. Оно и понятно — на историю, пусть даже самую счастливую, лучше глядеть на расстоянии.
Прочитано в «Комсомольской правде»
Кто бы мог подумать лет двадцать назад, в эпоху «разгула демократии», что страна так торжественно и умиротворенно отметит 100-летие со дня рождения Брежнева. Пресса уделила этому событию беспрецедентное внимание. И в этом нет ничего удивительного, потому что сегодняшняя российская элита живет ностальгией по застою, по тем временам, когда волны истории не бились о стены Кремля, а тихо плескались у пляжей Ливадии и Нижней Ореанды…
В общем, жизнь «устаканилась». Застой переиздан малым тиражом. Особых поражений будто бы нет, как нет и особых достижений. Большие политические начинания заканчиваются, как правило, мелкой бюрократической возней и конфузом. На фоне относительного «нефтяного благополучия» в обществе установился «ворчливый» социальный мир. Всеобщее фрондерское недовольство элиты надежно нейтрализовано ее же всеобщим нежеланием каких-либо серьезных перемен.
Единственным очевидным успехом устроителей «гражданского общества» в России можно пока считать превращение современной российской элиты в «общество политических потребителей».
Элита требует от государства экономических и прочих чудес. (Государство, правда, платит ей той же монетой, заявляя, что эти чудеса уже происходят.) Но власть для нее остается чужеродным элементом. Это — «она», и ничего хорошего от «нее» ждать нельзя по определению. Властью интересуются лишь те, кто еще не потерял надежду на ней заработать. Остальные с головой уходят в свою частную жизнь. Чем состоятельнее человек, тем дальше он может отойти. Самые состоятельные не отходят даже, а отъезжают…
Дистанцирование — вот основной вектор отношения наиболее активной и влиятельной части общества к государству сегодня. Это не мешает, однако, ей обвинять правительство в бездействии и пассивности, возлагая на него ответственность за прогрессирующий застой. В действительности дело обстоит с точностью «до наоборот»: правительство застыло в нерешительности, скованное по рукам и ногам апатией самого общества.
«Великая тайна» современной России состоит в том, что в ней никому сейчас не нужны перемены. Нет ни одной общественной силы — кроме самого государства, пожалуй, — которая стремилась бы к тому, чтобы радикально изменить сложившийся социальный и экономический
Правительство между тем не существует в вакууме. Всеми своими «административными фибрами», десятками тысяч «информационных пор» оно впитывает в себя атмосферу этого социального паралича. При этом очевидно — когда общество не настроено на «великие дела», власть прозябает, погрязнув в межклановых конфликтах.
Если не власть, то кто же сегодня делает погоду в России? Ответ для многих прозвучит парадоксально: те же, кто делал ее в СССР. «Малый капиталистический застой» — младший брат «большого социалистического застоя». У них одни и те же родители — стареющие советские элиты. Революция «лаборантов» по прошествии лет обернулась контрреволюцией «деканов». Советские академики и профессора, главврачи и главрежи, генералы и адмиралы, директора и ректоры и, в конце концов, заворги и парторги (куда же без этого) оказались гораздо более приспособленными к новым общественным условиям, чем многие от них ожидали.
