— Нет, честное слово, ты сегодня на себя не похожа. Каблуки. На бал, что ли, позвали? Сто лет на танцах не была, — вздохнула Марьяна. — Ну, не темни. Хочешь меня напоить и выгнать на западный манер? Не старайся. Все равно останусь. У меня дела — швах.
— У всех у вас дела швах, — сказала переводчица. — Все приходите и плачетесь, а посмотришь на вас — кровь с молоком. В доноры вас гнать надо. Амба, швах… — наморщив нос, передразнила Марьяну, а заодно и лейтенанта, который невесть где пропадал.
— Не кладут в больницу?
— Положат. Успеется… Что у тебя с Алешей?
— Ну и не ложись, раз такая красивая, — пропустила вопрос Марьяна. — Выпьем, Кларка, за твое счастье и мой швах. Честное слово, швах!
— Ты опаздываешь или ждешь?
— Не знаю.
— Ну, тогда я погреюсь и куда-нибудь подамся. А что у тебя, серьезно?
— Не знаю. Пока — это хорошо.
— Ого. Рада за тебя, Кларка, хотя, честное слова, надеялась у тебя прикорнуть. Хоть бы Борька скорей получил свою халупу. У него бы пожила.
— Лейтенант… — покраснела переводчица.
— Он, — кивнула Марьяна. — Мне ведь с ним не спать. А халупа все равно пустая стоять будет. Мачеха с семейством выезжает.
— А я и забыла, что он москвич.
— Он далеко пойдет. Вернее пошел бы далеко. Жалко, что у тебя с ним так… Не вышло… в общем. Вчера его у Крапивникова видела. Ничего, вписывался.
— Я его не ругаю, — повеселела переводчица. — Просто чижик еще. А воспитывать было некогда. Вот, если снова москвичом станет, тогда… — она допила рюмку и облизнула губы.
— Бог в помощь, — усмехнулась Марьяна. — Мы теперь с ним друзья по несчастью. Он, бродяга, в Лешкину пассию втрескался.
— Можешь оставаться, — сказала Марьяне, возвращаясь в комнату за рублем для разносчицы. — Он не приедет.
— Соболезную. А кто — он? — спросила Марьяна и тут же бесцеремонно развернула сложенный вчетверо бланк. — Смотри, к ней поехал! — засмеялась она.
— К кому к ней?
— К Инге. К Лешкиной пассии. Она от любовных печалей скрылась в доме отдыха под …
— Ты всегда что-нибудь насочинишь.
— Да нет. Разведка доложила точно. Бедная девчонка. Она там на лыжах ходит, а мой бедный сохнет здесь.
— Все ты знаешь, во все лезешь, — недовольно протянула Клара