— Спасибо, — сказал он, тронутый ее вниманием и помощью. — Спасибо. Если нужно будет, обязательно попрошу. В тот раз мне больше никто не дал.
— Теперь дадут. Ты вон какой… — она поискала слово и, наконец, найдя, сказала: — …положительный… Только бриться надо.
Видимо, объяснив сослуживцу, кто такой лейтенант, она уже не стеснялась. — Спасибо за все, — пожал ей руку Курчев и вышел на станционный двор.
«Все идет — ол райт, — сказал самому себе.— Только бы на патруль не напороться. А то тоже с парикмахерской пристанут». Но на дачной платформе патруля не было. Он благополучно влез в электричку и сел у окна. Мысли были легкие, почти пушистые. Они пьянили и усыпляли. Он не заметил, как электричка отошла от перрона, а когда открыл глаза, она уже стояла в районном городке и в вагоне никого не было. «Вот чучело», — вздохнул Борис, но не рассердился. Ему по-прежнему было весело. Он вышел на дощатый перрон, взмахнул несколько раз руками, как на физзарядке и даже выжался на перилах лестницы. Сонливость прошла, а веселость не убывала. Сразу за вокзалом стояла почта с переговорным пунктом, где ефрейтор Гордеев когда-то покупал лейтенанту талоны. Проснись лейтенант раньше и не топчись на платформе, он, может быть, столкнулся бы в дверях почтового отделения с аспиранткой. Она только что вышла оттуда в охапку с лыжами, прошла до шоссе и побежала вдоль обочины в другую от полка сторону — к дому отдыха. Зайдя в почтовое отделение, Курчев решил было заказать Москву, но потом подумав, что врать сложно, подошел к телеграфному окошечку и написал ту самую телеграмму, которую спустя полтора часа получила Клара Викторовна. «Мне, правда, пора в полк», — вздохнул и вышел на шоссе. Машин было немного и все они шли в Москву, а на «военку» никто не сворачивал. Проголодавшись и озябнув, лейтенант вернулся на почту и попросил телефонистку соединить его с полком. — «Ядро»? Черенкова дай. Ты, Черенков?
— Я, товарищ лейтенант, — почему-то обрадовался дневальный. — Письмо вам тут есть. Из Ленинграда.
— Хлебная машина вернулась? Через день полк отправлял фургон за полста километров на хлебозавод.
— Нет еще. Сегодня позже вышла. Застукаете, товарищ лейтенант.
Курчев отдал телефонистке трубку и зашел в соседнее здание. Это была столовая, которая по вечерам превращалась в ресторан. Сейчас как раз наступил пересменок и в зале было пусто. Лишь в углу сидело несколько танкистов. Курчев тут же пожалел, что сдал гардеробщику шинель. Встречи с чужим родом войск в лучшем случае кончались неприятными разговорами, «толковищем», как выражались офицеры холостяцкого домика, завсегдатаи районной ресторации. — Сто грамм и два бутерброда, — сказал, подходя к буфету.
Худая буфетчица с кривым ртом и большим родимым пятном возле глаза, поняв или почувствовав испуг лейтенанта, быстро налила и бросила на тарелку два куска хлеба с семгой. — Технарь, дуй сюда, — раздался голос из-за спины.
— Некогда, — не оборачиваясь бросил Борис и пальцем показал буфетчице на стакан. Понимая, что от драки не отвертеться, он старался потянуть время и медленно дожевывал бутерброд. Все могло кончиться крупной гауптвахтой.
— Мандражирует, — засмеялся за спиной тот же хамоватый пьяный голос.
— Трухает, заправляется, — поддакнул второй, пожиже. Наверно, это сказал щуплый танкист, сидевший лицом к дверям.
— Да что с него, очкарика?! — протянул третий голос, порассудительней.
— А чёрт!.. — не то рассердился, не то обрадовался Борис. Он забыл, что выйдя на шоссе, нацепил очки, чтобы видеть, свободно ли в кабинах грузовиков, а в гардеробе, когда очки запотели с мороза, он, протерев их невыглаженным платком, не сунул в карман, а машинально воротил на нос.
Он расплатился, вышел в коридор и взял шинель у гардеробщика. — Слепнешь, привыкаешь, — промычал, перетягиваясь ремнем. — Ну и правильно. Нечего тебе тут делать. Сматываться надо.
Он стащил очки с носа и с обидой вспомнил, как два с лишним года назад в приазовской степи, когда батарея шла походной колонной, вдруг вырулил со стороны моря и повис над дорогой маленький пассажирский самолет. Была отдана команда «По штурмовику», но Курчев, будучи первым номером, беспомощно мигал в окуляр, потому что засунул очешник в рюкзак, а тот трясся где-то позади на «студебеккере» взвода управления. В тот день рядовой Курчев был обруган интеллигентом и засранцем и с позором переведен из наводчиков в старшие телефонисты. Сейчас, наоборот, очки выручили его. Он выскочил из ресторана и чуть не наткнулся на 
