«кровавой мацы, замешанной на крови русских младенцев», агитирующий за убийство «жида-Эльцина», – и все это бесплатно, с рассылкой по адресам. И пусть бы в русском издании кто-нибудь призвал пустить пулю в лоб Клинтона! Уверяю вас, протестов было бы предостаточно. А тут – никаких протестов со стороны козыревского МИДа, которому известно об этом издании. Можно сказать, что МИД не должен вмешиваться в деятельность частных зарубежных изданий. Но тогда уже тем более не должна противоположная сторона так остро реагировать на десятипроцентный по отношению к «Славе» накал этой темы в наших, кстати сказать, тоже вполне частных изданиях. Казалось бы, или – или! Но ведь происходит отчетливо двойная игра. Так что, не ясно, о чем идет речь?! Нет, не ясно! Не ясно даже после баркашевско-дугинских провокаций, изрядно послуживших октябрьскому поражению. Которое, кстати, не осмысливается, а бездарно, трескуче героизируется. Вопрос пятый. Революционеры – или толстовцы?
В Белом доме были герои. Но не те, кого снова возводят на пьедестал. Рядовые офицеры, комсомольцы Украины, просто люди чести дали отпор спецназу МВД, боксеровцам и ОМОНу и – легли с честью на поле брани. Честь им и хвала. И если среди них были и баркашовцы, то честь и хвала также и им, несмотря на провокаторскую роль профашистских дирижеров патриотического движения.
Но почему так бездарно было все? И была ли бездарность случайной? Почему сам бой был так похож на бойню? Где оборона Белого дома? Где серьезное оружие защитников Белого дома, например, гранатометы и стингеры? Стоит ли гордиться тем, что их не было? Что «стингером» якобы звали помощника Хасбулатова? И что это был единственный стингер? Не лучше ли было позаботиться об устойчивости, надежности и адекватной технической оснащенности Департамента охраны Белого дома, с тем, чтобы исключить спекуляции на теме о незаконном ношении оружия и иметь необходимый контрсиловой потенциал на случай защиты от антиконституционных действий исполнительной власти? Если этого не удалось сделать, то надо решать, каким путем идти: давать силовой отпор, призывая на свою защиту и эффективно защищаясь, а не странным образом нападая, – или мирно повиноваться силовому беспределу со стороны исполнительной власти. Но одно из двух. Нельзя смешивать варианты, изобретать гибриды и нарушать чистоту жанра. Цельность и последовательность человеческого поведения крайне важна, коль скоро противники ельцинского режима рассчитывают на поддержку народных масс. Нельзя клясться, что умрешь с оружием в руках, и одновременно демонстрировать смазанный автомат [76]. Нельзя, готовясь к смертельной борьбе («народной, священной войне с оккупационным режимом»), одновременно проявлять полное безразличие к организации обороны Белого дома и вообще к практическим реалиям народной войны. Нельзя одновременно и в зависимости от того, проигрываешь ты или твой противник, призывать то к войне, то к миру. Массы этого не простят. Этого не поймут и не примут действительно готовые бороться до конца люди – самый важный ресурс любого серьезного политического движения. Провозгласив войну и имея на нее право, надо было бороться до конца и переламывать ситуацию. И наконец, говорю уже не как политик, а просто как офицер запаса мотострелковых войск (военно-учетная специальность 001) – десять-пятнадцать станковых противотанковых гранатометов СПГ-9 могли бы резко изменить ситуацию еще 4 октября. То, что их не было, – это что? Результат бездарности, провокация, безответственность слов о смерти с оружием в руках, за которыми ничего не было? Но где же стыд за слова?
Вопрос шестой. Профессиональные военные – или «годные к нестроевой»?
С.Кара-Мурза пишет, что в ночь с 3 на 4 октября люди пришли к Белому дому умирать. Что сам он-де струсил и ушел. И ему стыдно за это.
Впервые не могу согласиться с уважаемым мною Сергеем Георгиевичем. Безоружная толпа в ночь перед атакой – зачем она? И зачем стоять под прицелами М-16 в виде мишени?
Согласно предлагаемой ниже примерной (!) – очень хотелось бы помощи в ее уточнении – схеме (рис. 16) получается, что стоявшие у баррикад безоружные люди оказались под кинжальным огнем с двух сторон. Значит, защитники должны были дать отбой, не вести огонь по наступающим БТРам Боксера и тем самым резко понизить свою боевую мощь? Или же открыть огонь на поражение по своим, стреляя им в спину?
Первый шаг любого военного – убрать толпу из сектора огня, даже с применением силы и грубости, вплоть до очередей над головой своих, с тем, чтобы они не мешали. В самом деле, кого мы готовим – борющийся народ или самоубийц, пушечное мясо? При ответе на этот вопрос не надо вставать в позу оскорбленной невинности. Никто никого не хочет оскорблять. Но нужен, как у профессионалов, самый нелицеприятный «разбор полетов».
Вопрос седьмой. Реставраторы – или люди с идеей будущего?
России мешают как возродиться, так и умереть. Ее держат, и держат сознательно, в полумертвом состоянии, в состоянии
идеологического, политического, организационного хаоса. Опора на старое сознание, старые навыки, старый тип пропаганды, старые организационные модели… Опора на проигравших. Их вводят в игру раз за разом. В «Московской правде» напечатана статья о роли Филиппа Денисовича Бобкова (сокращенно, по странной аналогии с Рузвельтом, называемого в определенных кругах ФДБ). Не знаю, так ли это (я не имею чести быть знакомым с Филиппом Денисовичем), но если это так, то есть во всем происходящем элементы пресловутого спецмероприятия, сочетающего прямое управление с т.н. «управлением по мотивациям». Сравним Вильнюс 1991 года с Москвой 1993 года. Те же люди (Ачалов и ФДБ), те же «фронты спасения», те же приемчики вроде совещания по русофобии, те же дефектные, дырявые схемы «боевых действий», вплоть до штурма ТВ, рубильник от которого (открою всем известный секрет) находится в 5 км от телецентра. Да, в 5 км, и если бы нужна была диктатура Ельцина, то нападающим дали бы ворваться, наделать глупостей и после этого погрузили бы их во тьму. Но это было не нужно. Ибо и Ельцин приговорен. Как приговорено все наше Отечество, превращаемое в свалку старья – политического, технологического, идейного и т.п.
Но я вопреки всему сохраняю веру в то, что новые силы выйдут из небытия во имя спасения и Родины, и человечества.
И делать все они будут иначе. Жестко, продуманно, без патетики. С чем они выйдут? Ответ на этот вопрос я искал после октябрьских событий, проводя дискуссии с очень разными политическими силами в разных условиях и с разными результатами. Тем не менее, два доклада я предлагаю читателю в рамках одного, следующего, четвертого блока, который посвящен вопросам политической теории.
Не может и не должно быть ставки на старое. Не может выигрывать то, что проиграло и даже не извлекает уроков из поражения. Не может выигрывать сентиментально-лживая позиция в отношении к проигранному сражению. Нельзя вернуться в прошлое и из этого прошлого переиграть проигранные бои. Можно умиляться принципиальности иных героев реванша, их упорству, но это дело поэтов, а не политиков. У нас, думающих о политическом будущем России, позиция должна быть другой. В политическом процессе если и есть место для проигравших, то только для тех, кто способен политически умереть и воскреснуть иным. Остальные – по ту сторону политического процесса. Это политические мертвецы, политики-призраки, и если даже (боюсь подумать об этом) их на какое-то время – конечно, в чужих целях, безусловно, на погибель страны – вернут на сцену, то это будет сделано лишь для того, чтобы они еще раз проиграли, даже в самой беспроигрышной ситуации.
Повторяю, повторяю еще и еще раз! То, что происходит, это даже не миттельшпиль. Времени мало. Но едва ль еще не меньше понимания, что старое обречено.
Оппозиция – беспомощная,
оппозиция – без видения нового,
оппозиция – тянущая назад,
