А как она будет бороться в нынешнем качестве, когда с той стороны герой, который бросает вызов,- убежденный в своей идеологической и исторической правоте 'бандеровец', а с другой стороны герой – гнилой, вороватый, пропитанный гедонизмом крепыш? Итог ясен: если здесь, у нас, не изменится герой – бороться нельзя и просто бесполезно.
Но проблема не только в этом. Проблема еще и в том, что у 'антикоммунистического' элитного консенсуса, который крушил КПСС и разваливал Советский Союз, есть своя логика развития (рис. 8). Либеральная элитная группа, которая его возглавила на первом этапе, свою идеологическую игру проиграла и неумолимо сходит со сцены. Центристская группа, которая пришла во власть после Ельцина, свою игру также бездарно проигрывает. Все активнее при этом – националисты, а на горизонте, 'в очереди', маячат православные фундаменталисты.
А потом кто будет? Фашисты? Вот так у нас все движется. Почему? Да потому, что вся элита загнана в рамки 'антикоммунистического консенсуса'. Но все они – 'люди своего времени'. И каждый раз на вопрос 'Какого времени?' они отвечают разного рода невнятицей: 'Бэ, мэ…'.
А что они могут ответить? Что они – люди времени 'коммунистического консенсуса'? Времени 'безумного издевательства над русским народом'? Ведь для них, сегодняшних, то время плохое. Но тогда и герой плохой, и они сами плохие. Они же не в эмиграции сидели и не в подполье, они же на должностях были. Значит, они, просто по определению, такие плохие, что хуже некуда.
И ничего у нас не будет до тех пор, пока эта разномастная элита 'антикоммунистического консенсуса' не уберет сама себя с исторической сцены. Но… что появится вместо нее на этой исторической сцене? Где контрэлита, которая ее заменит? В идеологически дохлой зюгановской КПРФ? В растущих, как грибы, исламских структурах? Вот это и есть основной вопрос. Если ничего другого не появится, то и такой, уродливой, России не будет. Вообще никакой не будет!
То есть перед всеми, кто мыслит ситуацию политически, опять встает, как в 1991 году, очень острый и болезненный выбор. Выбор такой: Россия, но не твоя, не такая, о которой ты мечтаешь, или государственный распад и вообще никакой страны, плюс суррогат 'своего', наживка на крючок в виде какой-нибудь 'московской республики'.
В 1991 году я свой выбор сделал. Я понял, что если СССР сохранить не удается, если мне сейчас подарят вместе с Горбачевым ССГ, то есть рыхлую конфедерацию Содружества суверенных государств, где получат суверенитет и Татария, и Башкирия, и все республики Северного Кавказа, то лучше 'национальная' усеченная, уродливая страна, чем диффузный распад всего государственного пространства. Лучше такая Россия, которая еще сохранит шансы стать другой и сильной.
Прошло 13 лет. И по-прежнему хочется, чтобы Российское государство было и твое, и сильное. И потому хочется изо всех сил его поддержать. Но проблема-то в том, что гнилое не может быть сильным. А оно чем дальше, тем больше гниет. И силы в нем быть не может, потому что нет силы без правды.
Вот в чем наша трагедия! Она, прежде всего, в том, что попытки опереться на гнилое, бесперспективное и слабое – это и есть тот самый 'ликвидком', о котором я не раз говорил в этом зале. Со всеми его уже названными составляющими: гедонизм, системный криминал и регресс.
Какова в этом процессе роль – и, конечно же, вина – Путина?
Путин, во-первых, не может переломить эти тенденции. Во-вторых, не будучи способными их переломить, Путин и его команда в этом потоке барахтаются и как-то плывут.
В-третьих, подчиняясь этому потоку, Путин в нем действует. Он, как политик, бездействовать не может. Не создавая альтернативного потока, то есть 'плывя по течению', он востребует (и тем самым легализует) и воспроизводит этот поток. Образно говоря, он показывает: 'Я в этом потоке плыву быстрее всех'.
В-четвертых, если Путин заявляет о решимости поплыть против течения, если он пытается риторически этому регрессивному потоку сопротивляться, он лишь активизирует врага. Потому что без достаточного реального ресурса (условно – 'боеспособных дивизий') такое риторическое сопротивление – лишь бессмысленные и опасные провокации.
Что делать?
Возвращайте в боеспособное состояние армию, стройте ее заново. Возвращайте к нормальному современному уровню военно-промыш-ленный комплекс. Делайте ставку на высокие технологии, на новую науку, на лучшее образование. Стройте новую страну!
Если даже одновременно с такими действиями будет создаваться и 'призакрываться' новый 'железный занавес', многие люди и это примут. Но просто так демонстрировать разного рода риторику, осуждать антидемократизм украинских и иракских выборов, а в то же самое время своей практической политикой шоковых либеральных реформ фактически разрушать и массовую социальную опору власти, и последние российские боеспособные дивизии – это явно что-то не то.
Острейший вопрос, который мне регулярно задают и который меня самого постоянно мучит, можно ли реально что-то сделать? Все уже сформировалось, общество таково и выхода нет?
Этот вопрос нам всем снова задала Украина. Вы прожили 15 лет, вы работали, что-то делали, пытались что-то изменить, так ведь? А вам в лицо – оранжевые галстуки на элите СМИ путинской патриотической России!
Я это вижу. И констатирую, что общества у нас нет. А есть оторванные друг от друга социальные среды (рис. 9). И в этом разрыве между социальными средами 'сытый голодного не разумеет'.
А можно общество сформировать заново? Тогда надо прямо сказать, что ты ставишь перед собой эту задачу. Но тогда же надо честно признать, что ты вступаешь в катакомбный период. Вариантов немного. Если ты не хочешь сдаваться такой дрянной социальной реальности и понимаешь, что общества нет, ты не живешь по свинскому закону наличной социальной реальности, а эмигрируешь или формируешь общество заново.
И уж если поставлена цель формировать общество заново, то нужен авангард, чтобы к нему что-то подтягивалось. Авангард предлагает проект и из своих 'катакомб' посылает в социальную реальность проектные импульсы. А дальше? Дальше реальность, может быть, на эти импульсы откликнется, а может быть, и не откликнется. В нашей истории бывало, что откликалась. Из царской армии бежали, и – 'штыки в землю'. А потом приходили в Красную. Пришли же, собралась армия. Была вероятность, что армия не соберется? Была, конечно. И что тогда было бы? Ничего бы не было. Это такой онтологический и экзистенциальный риск. Делай и думай: получится или нет. Не получилось – проиграл.
Есть еще один как бы частный, но на деле очень важный вопрос, который все задают: виновны ли в случившемся на Украине отряженные туда Кремлем российские политтехнологи?
Легче всего сказать: да, виновны. Конечно, виновны, если Украина не под Януковичем, а под Ющенко. Почти так же легко сказать, что нет, не виновны: революцию, как говорит Сергей Марков, не закажешь.
Но дело не в виновности. Дело в том, какую задачу поставили перед политтехнологами:
o выиграть выборы,
o провести Януковича
o или работать с Украиной.
Если задача была 'выиграть выборы', то, значит, люди, которые эту задачу ставили, не понимали, что в сложившейся на Украине ситуации выигрыш выборов не означает взятия власти. Что в этой ситуации можно эффектно выиграть выборы с 70% голосов, но вчистую проиграть власть.
Если перед политтехнологами ставили задачу провести Януковича или работать с Украиной, то они виновны в проигрыше. Потому что готовить они должны были (разумеется, не сами, а вместе с украинской властью) не только выборы, но и предотвращение антиконституционного мятежа. Все, что происходило на улицах Киева в форме 'оранжевой революции', – это не выборы, а антиконституционный мятеж. Это логика революции, а не логика демократического конституционного процесса.
Почему антиконституционный мятеж не был предотвращен? Потому, что внутри той власти, с которой должны были работать политтехнологи и в обязанность которой входила борьба с мятежом, была гниль и не было сознания исторической правды.
Можно ли было применить силу и блокировать мятеж? Да, вполне, причем задолго до того, как на Майдане собрались 300 тысяч человек. Для 'Безпеки' и для власти это не представляло бы проблемы, если
