иссекла кожу мельчайшими пылинками. Я прикрылся рукой и отбежал подальше,
оглянулся через плечо.
Удар спутников точно накрыл навий, разметал и изорвал в клочья. Сейчас там
клубилось плотное облако пыли, плясали языки огня. Автомобили на стоянке
превратились в груду металлолома. Несколько фонарных столбов не выдержали и
завалились. Сверкнули искры электрических разрядов, зашипело и затрещало. Вновь
прогремел взрыв — вспыхнул бензин. Пламя затопило двор, охватило оставшихся в
живых демонов. Уроды верещали и выли, бестолково метались как черти в Аду. Но
вскоре попадали и затихли.
Я не стал дожидаться развязки, вбежал в следующий двор. Тут остановился и
перевел дыхание, мысленно провел оценку ущерба. По лицу стекала кровь, в голове
непрерывно гудело. Но ранки уже затянулись, тело боролось со слабостью и шоком.
Я потратил половину подшипников. Выдержу еще одну такую схватку или несколько
мелких. Но пройти осталось всего ничего, метров через пятьдесят будет мой дом.
Оглянулся с опаской. Карлики не преследовали. Те, что выжили, попрятались в свои
норы. Остальные постепенно превращались в пепел. Пламя опало, жирно коптило и
потрескивало. В небо поднимался столб черного дыма, пахло гарью и паленой
резиной.
— Елистрат, кто они? — спросил я, посмотрел на домового.
Старый ворчун совсем сник. Вел себя тише воды, ниже травы. Но услышав мой голос,
вздрогнул, зашевелился. Пожевал губами и свирепо почесал бороду.
— Тени, демоны, навии… — ответил домовой. — Называют по-разному… Приходят из
Нави, мира духов. Жрут все подряд, особо любят мертвечину. Тебе повезло,
молодец. Будь их побольше, то растерзали. А так ты хорошо шуганул, испугались.
Эти самые хилые, есть другие…
— Но как? — воскликнул я в недоумении. — Что вообще творится? Еще пару дней
назад все было нормально, а теперь Славгород напоминает фильм ужасов.
— Проклятие, — пробормотал Елистрат и покачал головой. — Слишком сильное,
могучее. Городище затягивает в бездну… Нам надо бежать, иначе сгинем.
Взглянув на угрюмое лицо Елистрата, я подумал, что ворчун прав. Надо уносить
ноги пока их не вырвали с корнями. Думать и рассуждать буду потом, когда окажусь
в безопасности.
Оставшийся путь я преодолел на одном дыхании, зашел в родной двор. Тут тоже
следы разрушений, завалы из камней, скелеты автомобилей, голые мертвые деревья и
трупы. У скамейки возле детской площадки я увидел ворох грязных тряпок, знакомый
платочек. Баба Маша лежала, запрокинув морщинистое лицо к небу. Пальцы скрючены
как коряги, глаза утонули в черепе. Из-под губ выглядывали черные клыки. На
горле огромная рваная рана: белые кости позвоночника, измочаленные обрывки
сосудов и почерневших высохших мышц.
Я отвернулся, прошел мимо. Пока видел трупы незнакомых людей, чувствовал себя
нормально. Но стоило углядеть останки злобной дворовой старушки, как в голове
помутилось. Я вспомнил, сколько раз ругался с нею, прятался от зорких глаз
следователя-любителя. И тут такой контраст — холодное серое тело, оскал и
предсмертная гримаса…
В желудке зашевелился комок тошноты. Я сглотнул, поспешно направился к подъезду,
стараясь не присматриваться к телам. На ходу запрокинул голову, глянул вверх.
Замечательно, окна в квартире целые — никто не похозяйничал. Осталось взбежать
по ступенькам… Ключи потерял, как и мобильник с зажигалкой. Но двери не жалко,
вскрою ударом подшипника.
В ноздри ударил знакомый запах подъезда. Впервые за весь путь по городу я
немного расслабился. Наконец-то дома! Теперь собрать вещи и бежать куда глаза
глядят… Уверенно шагнул в темноту, привычно поднял ногу — впереди небольшой
порожек. И сразу почувствовал, что в разум пробралась скользкая холодная рука.
Пошарила под черепом, сжала мягкий теплый мозг. Я охнул, попятился. Попытался
ударить в ответ, но не смог. Картинка в глазах перевернулась, предо мной
оказалась черная щербатая поверхность асфальта, пылинки, затертая палочка от
эскимо… В ушах зазвенело, издалека слышалось надрывное верещание домового:
— Ловушка! Вставай быстрее!..
Я что-то промямлил в ответ, попытался подняться. Но тело занемело, страшная
слабость расползлась подобно кляксе на тетрадном листе. Мысли смешались,
вывернулись на изнанку и пропали. Остались эмоции: страх, удивление и детская
обида — почти дошел, пробрался через проклятый город кишащий монстрами,
преодолел опасности, отбился. И так глупо попался в самом конце… Но и эмоции
поблекли, в душу вошло холодное равнодушие. Ловкие пальцы пошарили в мозгу.
Убедились, что отключили все функции и убрались восвояси. После них осталась
пустота, абсолютное и грозное «ничто». Сознание умерло. * * *
Домовой боялся. Маленький Дух, хранитель очага и защитник жилища забыл, когда в
последний раз испытывал подобный страх. Тьма веков, что тяжким грузом лежала на
плечах Елистрата стерла многое. И страх в том числе. Но сейчас ужас вернулся,
поглотил сознание старика.
…Сначала он жил в обыкновенной бревенчатой избушке посреди бескрайних лесов.
Годы летели быстро, незаметные и одинаковые, наполненные привычными хлопотами,
мелкими обидами и радостями. Поколения людей сменялось одно за другим. Хозяева
помнили о существовании домового, подкармливали, холили и лелеяли. Тогда
казалось, что так будет бесконечно долго. Но однажды пришли разбойники и сожгли
деревню, убили хозяев. Елистрат остался бездомным.
Молодой и энергичный Дух не покорился беде, отправился на поиски нового жилища.
И вскоре нашел желаемое, поселился в добротной деревянной крепости местного
князя. Жизнь вошла в привычное русло. Вновь хлопоты и проказы, ночные посиделки
с собратьями домовыми, травля анекдотов и сказок по вечерам… Но с тех пор
Елистрат понял, что нет ничего вечного. И не ошибся.
Годы летели словно птицы. Крепость давно разрушили, князя убили, а народ угнали
в рабство. Елистрат уже ничему не удивлялся, раз за разом искал новые жилища. Но
и дома менялись со временем. Деревянные избы и землянки уступили место добротным
каменным постройкам. А те в свою очередь многоэтажным скворечникам из стекла и
бетона. Иногда гремели войны, лилась кровь, умирали люди. Но домовой перестал
горевать и кручинится, заматерел. Лишь огорчался, когда сызнова приходилось
бродяжничать.
Жизнь стремительно менялась. Пропали привычные глазу витязи в тяжелых доспехах,
исчезли волхвы, скоморохи и знахари. На смену пришли попы в длинных рясах и с
крестами в руках, за ними солдаты с ружьями, врачи, ученые. Люди постепенно
забывали о Духах-помощниках, родных богах. Домовой не горевал, он просто привык.
Нет ничего вечного, нет незыблемого… Старик просто хотел прожить подольше.
Существование, какое бы ни было, хотелось продлить подольше. И в этом помогала
приобретенная осторожность.
Но жизнь в очередной раз изменилась. Домовой позволил себе полюбить этот
железобетонный скворечник. Елистрат устал прятаться от людей, хранить молчание.
Вадим, ученик волхва, оказался первым человеком на глаза которому Дух рискнул
показаться. Сашка — второй. И все ничего, но наладившаяся жизнь сызнова рухнула
