Рoковые девчонки из открытого космоса

Земле, разлилась жуткая тишина. Внезапно воздух разодрали вопли. Кверк подпрыгнул. Ихор в нем похолодел. Опять вопли.

– Только не жидкий кислород! – завизжал кто-то. – Не размешивай жидкий кислород!

Что, во имя квагааров,[126] происходит? Готовясь к худшему, Кверк подал знак двум боргам. Те поскакали по трапу через три ступеньки – копыта звенели по металлическим перекладинам так, словно муниципальный мусоровоз столкнулся с Пабло Перкуссо. Вопли прекратились так же внезапно, как начались. Капитан распахнул дверь, и его приветствовала толпа виноватых ухмылок. Чужие смотрели по видео «Аполлон 13» – кассету какой-то альфа умыкнул из проката «Видео-Ид» год назад, когда последний раз был на Земле. Как правило, чужие считали Тома Хэнкса сокрушительно неотразимым. Большинство смотрело фильм уже с полсотни раз, и диалоги отлетали у них от зубов. В популярности это кино уступало только «Дню Независимости».[127] Кассету с приближением Кверка поставили на паузу, и теперь все с покаянным видом ждали, когда закончится его нотация, чтобы можно было досмотреть.

– Ладно, Хьюстон, – мрачно прошептал зета-ретикул. – У нас тут проблема.

Кто-то хихикнул, за ним кто-то еще, и вскоре весь отсек пфпфпфыкал от тщательно подавляемого хохота.

Кверк вздохнул – мерцающее маленькое вибрато, – вышел из отсека и закрыл за собой дверь. Видео пошло снова, а вскоре снова пошли и вопли. Кверк вернулся в контрольную рубку и положил голову на консоль.

Боже, как это тяжко. Неужели других чужих никак нельзя заставить прилично себя вести?

Боже, как это тяжко. Неужели других чужих никак нельзя заставить прилично себя вести?

Боже, как это…

Кверк снова вздохнул. Бог явно не придет ему на помощь ради вот такого. Иногда Кверку чудилось, что Богу он просто не нравится. Мысль внушала уныние. Взгляд его метнулся к спидометру. Ф-фух. Под самый предел, но не выше.

– Джейк, дружище, сейшак прошел так, что начался заново.

Второй концерт в «Сандо» оказался еще триумфальнее первого.

– Чпок. – Джейк стукнулся стаканом с Тимом. После закрытия «Сандо» все переместились в «Сонь», паб для тех, кто ими не был, по крайней мере – ночью. Со своей позиции, опираясь на стойку, Джейк мог следить за роем почитателей, кружившим вокруг Бэби, Пупсика и Ляси. А почитателей было много. Почему Бэби не может быть с ним и только с ним?

– Прости? – Джейк вдруг понял: Тим что-то ему говорит.

– Дружище, – говорил Тим. – Ты против чего-то ангстуешь?

– Ангстую? Я? Не-а, – ответил Джейк, между тем думая: а что, так заметно?

– Слушай, я знаю, каково тебе сейчас.

– Правда? – В этом Джейк серьезно сомневался.

– Они – просто поп, дружище. Хороший поп, не пойми меня неправильно, четкий, сексуальный, независимый, ему как-то можно верить. Но, типа, десять, двадцать лет пройдет – и кого люди будут помнить? – Тим сам ответил на свою риторику: – «Боснию», мужик. «Боснию».

Джейк натянул улыбку:

– Спасибо, Тимбо. – Точно. Его мужское эго мучилось так, что рок-звездное забыло: его тоже смертельно ранили. Ради ёба. Спасибо тебе огромное, Тимбо.

Джейк отвернулся, чтобы не смотреть на Бэби, и понял, что уставился на весьма ногастую девчонку с короткими волосами, юбкой еще короче и смешинками в глазах. Джейк автоматически переключился в режим флирта.

– Что пьешь? – галантно осведомился он, кивая на ее почти пустой стакан.

Она ухмыльнулась. Джейк подхватил сигнал и ухмыльнулся в ответ.

– Извини, старина, – громыхнул у него из-за спины низкий голос. Владелец его вклинился между Джейком и девушкой, которая в знак приветствия забросила ему руки на шею. Джейк в смятении понял, что ухмылялись не ему.

Он всегда утверждал, что если не удается никого уболтать в «Сонях», тебе пора сдавать членскую карточку Ньютаунского племени и переезжать… переезжать… Что там еще есть? Как большинство тех, кто жил в Ньютауне, Джейк почти никогда из него не выезжал, а следовательно, имел весьма смутное представление о том, что еще бывает в смысле Сиднея. Теперь, похоже, ему самому настал черед отказываться от членства. Ничего, утешил он себя. Никто не видел.

Фига с два. Все это наблюдал Тим.

– Мне кажется, ты теряешь навык, – поддразнил он.

– По крайней мере, – сухо ответил Джейк, – некогда он у меня был. – Облом его не, типа, опустошил тотально. Девчонка миленькая, и он бы Ее Не Вышиб, но душа к процессу не лежала. А лежала она к тому, чтобы стоять примерно в двух метрах и миллионе миль отсюда и губкой впитывать пагубное обожание всевозможных ненадежных и неискренних льстецов с менее чем достойными намерениями, о которых ее следовало предупредить, если не предохранить от них вовсе. Ну, так, в общем, Джейк это видел. Иисусе, он же всех их знает – они в точности как он!

На следующий день на завтрак в «Дочдочи» собралось целое полчище новых физиономий. Всего два сейшена – и девчонки открыли для себя поклонников. Поклонники, как они обнаружили, – это так же весело, как похищенные. А иногда и веселее. И разве не сказка, как прекрасно все они между собой ладят? Земляне так просты в обращении.

Ну, в большинстве своем, по крайней мере. Бэби сидела на коленях у одного похищенного постарше и подостойнее на вид, которому удалось выманить из ее бока пять маленьких пизд – по числу пальцев. Кроме того, она грызла горсточку гвоздей, которые ей подносила роскошная юная поклонница с бойкими грудками и лиловыми волосами до попы, стоявшая на коленях у ее ног. Эбола расположился на четвереньках в почтительном отдалении – метре-двух, – готовый выполнить любой хозяйкин приказ. Но была ли Бэби счастлива? Нет. Бэби думала о Джейке, не так ли? Она знала, что он ее желает. Но что-то не давало ему ничего по этому поводу сделать. А это, в свою очередь, не давало ей ничего по этому поводу сделать. Это все потому, что она чужая? С этим она ничего поделать не могла, верно? Да и зачем? Ммммм, хорошие пальчики. Ммммм. Джейк. Почему он не подошел к ней вчера вечером в «Сонях», почему не увел от всех этих людей?

Нет, она не одержима. Это смешно. Ей просто… м-нэ… любопытно. Она заинтригована. Увлечена. Озадачена. Ослеплена.

Одержима.

– Джейк! Ты чего вчера не остался потусить? – В дом шумно ворвались близнецы, Сатурна и Неба – за ними по пятам. – Мы все в конце загасились у них. Ох, мужик, – выдохнул Торкиль, – ты бы видел, где они живут. – Он плюхнулся рядом с Джейком, который возлежал на бурой софе, угрюмым глазом следя за перемещениями теннисного мяча по экрану телика. – Это, типа, летающее блюдце? На самой верхушке «Себела»?

Джейк воздел бровь. Глаз от телевизора не оторвал.

– Ага, – не унимался Тристрам. – Как же мы раньше туда не зарулили? Четко, как не знаю. Типа, смотришь в окно, а там Бонди с одной стороны, город с другой. Полная видорама. И какая ночь. Ни за что не поверишь, кто там был. Слыхал, как Эбола Ван Аксель объявил, как он остается в Австралии? Так угадай, где он шьется?

Голова Джека мотнулась кругом.

– Нет. – В ужасе он ушел в отказ.

– Да, – подтвердил Трист. – Еще как да.

Джейк вдруг заметил, что на Торкиле – одно из платьев Бэби, лаймово-зеленое с бубновыми вырезами в рукавах. Неужели этот мир не может развалиться на куски по кусочку, как у всех остальных? Обязательно делать это сразу?

Славное платьице, Торк, – сказал он, надеясь, что на глазах своих ощущает не вполне все же слезы. Ради ёба.