— Да, еще до свадьбы. Идем в Антиохию, а оттуда — дальше на восток, по Шелковому пути.
Она ничего не ответила. На глаза ей навернулись слезы, да я и сам чувствовал, что вот-вот расплачусь. На этот раз отвернулась она.
— Надо было, конечно, раньше сказать, я знаю, но вообще-то мы решили только на Песах. Джошуа хочет найти волхвов, которые приходили к нему на день рожденья, а я иду с ним, потому что должен.
Она развернулась ко мне:
— Должен? Ты должен? Ничего ты не должен. Ты можешь остаться и быть мне другом, и прийти ко мне на свадьбу, и тайком прибегать ко мне поболтать сюда или на виноградники, и мы будем смеяться и дразниться, и как ни ужасно выходить за Иаакана, у меня хоть такое будет. По крайней мере, у меня будет хоть такое!
Я понял, что в любую секунду меня вывернет наизнанку. Мне хотелось сказать ей, что я останусь, что буду ждать, что если мне выпадет малейшая возможность не превращать ее жизнь с мужем-уродом в пустыню, надежда во мне не угаснет. Мне хотелось сделать все, что я могу, лишь бы чуточку унять ее боль, — а там пускай Джошуа один идет куда глаза глядят. Но, подумав об этом, я понял, что Джошу сейчас — наверняка точно так же, как и мне, поэтому сказал только:
— Прости меня.
— А Джошуа? Он что, даже попрощаться не придет?
— Он хотел, но не смог. То есть я тоже не могу. Мы оба не можем смотреть, как ты выходишь за Иаакана.
— Трусы. Вы друг друга стоите. Можете прятаться друг за дружкой, как греки какие. Иди отсюда. Уйди от меня, и все.
Я хотел было придумать, что бы еще сказать, но в черепушке у меня кипел бульон смятения, и я ушел, повесив голову. Я уже почти пересек площадь, когда Мэгги меня догнала. Я услыхал ее шаги и обернулся.
— Передай ему, чтобы пришел за синагогу, Шмяк. В ночь перед свадьбой, через час после заката.
— Я не уверен, Мэгги, что он…
— Передай, — сказала она. И побежала к колодцу, не оглядываясь.
И я передал это Джошуа, и в ночь перед свадьбой, в ночь перед тем, как нам пуститься в странствие, Джош собрал хлеба и сыра, взял мех с вином и велел мне ждать его под финиковыми пальмами на площади, где мы и разделим трапезу.
— Ты должен пойти, — сказал Джошуа.
— Я и так иду. Утром, с тобой вместе. Ты что, думал, я струшу?
— Не туда. Сегодня. К Мэгги. Я не могу.
— Что? Я хотел сказать — почему?
Конечно, сердце мое разбилось, когда Мэгги захотела встретиться с Джошем, а не со мной, но с таким положением дел я уже смирился. Как будто вообще можно смириться с разбитым сердцем.
— Ты должен меня заменить, Шмяк. Луны сегодня почти нет, а размеры у нас примерно одинаковые. Главное — много не говори, и она подумает, что ты — это я. Может, не такой умный, как обычно, но это можно списать на преддорожные хлопоты.
— Нет, я очень хочу увидеть Мэгги, но ей-то хочется увидеть тебя. Почему б тебе все же самому не сходить?
— Ты в самом деле не понимаешь?
— Вообще-то не очень.
— Тогда придется поверить мне на слово. Сам увидишь. Ты можешь сделать это для меня, Шмяк? Занять мое место, притвориться мной?
— Но это же будет вранье. А ты никогда не врешь.
— Какие мы вдруг стали праведные. Мне и не придется. Врать будешь ты.
— А. Ну тогда я пошел.
Но на вранье времени просто не осталось, В ту ночь стояла такая темень, что я на ощупь пробирался по деревне при свете звезд, и, едва завернул за угол нашей маленькой синагоги, на меня обрушилась волна ароматов — сандал, девичий пот, лимон, теплая кожа, — влажные губы залепили мне рот, руки обхватили мою спину, а ноги — мои бедра. Я упал спиной на землю, и в голове моей вспыхнул яркий свет, а весь прочий мир остался лишь в ощущениях — касания, запаха и Бога. Там, на голой земле за синагогой, мы с Мэгги отдались тем страстям, что вынашивали в себе много лет: моей страсти к ней, а ее — к Джошу. То, что мы оба не ведали, что творим, ничего не меняло. Все было чистым, и все случилось, и было это великолепно. И, завершив, мы лежали с нею, держа друг друга в объятьях, полуодетые, запыхавшиеся, потные, и Мэгги сказала:
— Я люблю тебя, Джошуа.
— Я люблю тебя, Мэгги, — ответил я. И она слегка разжала кольцо своих рук.
— Я не смогла бы выйти за Иаакана, не… я не смогла бы отпустить тебя, не… сказав тебе об этом.
— Он знает, Мэгги.
Тут она совсем от меня отстранилась.
— Шмяк?
— Ой-ёй…
Мне показалось, она сейчас завопит, вскочит и убежит, сделает сотню разных вещей, что скинут меня с небес в преисподнюю, но через секунду она вновь прижалась ко мне.
— Спасибо, что ты здесь, — сказала она.
Мы вышли на рассвете, и наши отцы проводили нас до самых врат Сефориса. При расставании мой дал мне молоток и зубило, чтобы я положил себе в котомку.
— С ними всегда сможешь заработать на еду, где бы ни оказался.
Иосиф дал Джошуа деревянную миску.
— Из нее всегда сможешь есть то, что заработает Шмяк. — И он подмигнул мне.
У врат Сефориса я в последний раз поцеловал отца. У врат Сефориса мы расстались с отцами и вышли в мир, чтобы отыскать в нем трех мудрецов.
— Возвращайся, Джошуа, и освободи нас, — крикнул нам в спину Иосиф.
— Ступай с Богом, — сказал мой отец.
— Ступаю, ступаю, — крикнул в ответ я. — Вот он тут рядом.
А Джошуа ничего не сказал — и не говорил, пока солнце не поднялось по небосводу и мы не остановились передохнуть и испить воды.
— Ну? — спросил Джош. — Она догадалась, что это ты?
— Да. Не с самого начала, но до того, как мы расстались. Она все поняла.
— Рассердилась на меня? — Нет.
— Рассердилась на тебя? Я улыбнулся:
— Нет.
— Пес! — сказал он.
— Знаешь, Джош, вообще-то надо было спросить ангела, что он хотел сказать своим «ты не познаешь ни единой женщины». Это ведь самое важное.
— Теперь ты понял, почему я не мог к ней пойти.
— Да. Спасибо.
— Мне ее не хватает, — сказал Джош.
— Ты себе не представляешь, — сказал я.
— Все подробности. Я хочу знать все подробности.
— Но тебе их знать не полагается.
— Ангел не это имел в виду. Рассказывай.
— Не сейчас. У меня еще на руках ее запах. Джошуа пнул ком глины.
— Я злюсь на тебя, я рад за тебя или я ревную? Не знаю. Выкладывай!
— Джош, вот сейчас впервые, сколько себя помню, я счастлив, что я — твой друг, а не ты сам. Можно, я еще немного порадуюсь?
Теперь, вспоминая ту ночь с Мэгги за синагогой, когда мы остались вместе до самого утра, когда любили
