— Сам во всем виноват, — сморщился Джек. — Затеял с детьми игру в лошадки. Я, естественно, был лошадью, а они скакали на мне верхом.
— Джек! — с укором протянула она.
— Что поделаешь — мужская потеха! — смущенно пожал он плечами. — Женщины грезят о том, чтобы качать своих детей на руках. А мужчины видят себя в мечтах скакуном с хохочущим ребенком на спине.
При мысли об этом зрелище Хеллер не могла сдержать улыбку. Дети, несомненно, были довольны, как никогда. Но она понимала: ей нельзя проявлять слабинку! Ведь чем все кончилось? Травмой для него!
— Человек с рассудком мог бы и подумать о своем здоровье, — заметила она ледяным тоном. — А сейчас снимай штаны!
— Что-о-о?! — Он поднял брови.
Смутившись от своего нечаянного ляпа, Хеллер зарделась до корней волос.
— Я… я хотела… я думала… — промямлила она, но, вспомнив, что речь идет о его здоровье, взяла себя в руки. — Ты же видишь, как распухла твоя нога, нужен компресс, и немедленно! Я пойду приготовлю тебе ледяной компресс, а ты постарайся к моему возвращению стянуть с себя джинсы.
— Слушаюсь, мадам! — улыбнулся он, послушно сполз на край дивана, чуть отклонился назад и расстегнул молнию. Хеллер со всех ног кинулась в кухню, вытащила из морозильной камеры кубики льда, завернула в полотенце и провела по нему скалкой, размельчая лед, затем, успокоившись, вернулась в гостиную. Джек, заслонив низ живота вышитой диванной подушкой, сидел со спущенными ниже колен джинсами.
— Ты принял что-нибудь из лекарств?
Джек кивнул в ответ, а Хеллер уселась перед ним на колени и осторожно наложила на больное место компресс. Джек вздрогнул всем телом, но не издал ни звука. Хеллер закусила губу — она была сильно встревожена.
— Надо обратиться к врачу, — заметила она.
— Обращусь, если до завтра не полегчает, — пообещал он.
Она удовлетворенно кивнула, не сомневаясь, что он сдержит свое слово.
— Что еще я могу для тебя сделать?
— Ты и так сделала значительно больше, чем предполагаешь. — Он погладил ее по голове.
Улыбаясь, она оперлась на его здоровую ногу и потянулась к его рту. Он нагнулся ей навстречу, но едва их губы соприкоснулись, как дверь распахнулась настежь и в комнату ввалился пьяный Кэрмоди.
— Хеллер! — завопил он, обшаривая комнату взглядом. Обнаружив искомое, он качнулся назад, но сумел удержаться на ногах. На губах его заиграла мерзкая ухмылка. — Нет, вы только посмотрите на нашу пай-девочку! Как она отделала этого чистюлю! — Он откинул голову назад и зашелся в хохоте, едва при этом не упав на спину.
Хеллер мгновенно вскочила на ноги. Он напился как свинья, даже хуже, бедные животные тут вообще ни при чем, но не может же она пропустить его оскорбления мимо ушей!
— Как ты смеешь! Да еще в моем доме, куда тебе не велено заявляться. К твоему сведению, он поранил колено и я накладывала холодный компресс.
Кэрмоди захихикал и, покачиваясь, наклонился в сторону Джека.
— Ах, Большой Джек ушибся? Бедняжка. Но ничего, ничего, готов держать пари: Хеллер его пожалеет и он поправится.
— Ты, подлая гадина, не смей так разговаривать с ним! — воскликнула Хеллер, а Джек, покачав головой и вздохнув, стал натягивать джинсы. Она сразу поняла, что он собирается делать, и перепугалась. — Джек, дорогой, не делай ничего, о чем потом пожалеешь. Он того не стоит, Джек. И к тому же… к тому же у тебя травма.
Кэрмоди был не в состоянии предвидеть дальнейший ход событий. Покачнувшись и опершись о плечо Хеллер, чтобы не потерять равновесия, он продолжал лопотать:
— В чем дело, Джек? Я тебе испортил свиданку? У тебя, видать, много времени ушло, чтобы разнежить эту сучонку. Ведь она — мне ли не знать! — из фригидных.
— Пора, — спокойно начал Джек, беря Кэрмоди за шиворот, — пора довести до твоего разумения, что тебе здесь нечего делать. — С этими словами Джек приподнял Кэрмоди в воздух и вышвырнул головой вперед во двор.
Кэрмоди перелетел через ступеньки и, громко охнув, упал на землю. Хеллер затаила дыхание, а Джек спокойно вышел из дома и спустился по лестнице, хромая значительно меньше, чем можно было ожидать. Хеллер знала: несмотря на внешнее спокойствие, он весь кипит от возмущения. Она побежала за ним следом и приблизилась к мужчинам как раз в тот момент, когда Джек схватил Кэрмоди за край рубашки и поставил на ноги.
— Заруби себе на носу, — прогудел Джек, — чтоб ноги твоей больше не было в доме Хеллер!
— Не тебе мне приказывать, что делать! — зарычал Кэрмоди, обтирая грязь с лица тыльной стороной руки.
— Именно мне. Все очень просто. Я — внутри. Ты — снаружи. И отныне изволь вести себя с Хеллер как джентльмен, иначе тебе придется иметь дело со мной. Понятно?
— А вот это тебе понятно? — взревел Кэрмоди и что было силы лягнул Джека в больное колено.
Хеллер вскрикнула.
Джек, обожженный нестерпимой болью, стиснул зубы, сдерживая стон. Выпрямившись во весь свой рост, он холодно посмотрел Кэрмоди прямо в лицо.
— Ты, вижу, не все понял. Нужны дополнительные уроки. Урок первый: болезнь еще не признак слабости. Сейчас докажу.
С этими словами он сжал руку в кулак и двинул им Кэрмоди под дых.
Кэрмоди согнулся пополам, ловя ртом воздух, но, когда ему удалось выпрямиться, попытался снова ударить Джека ногой. Джек, однако, успел поймать ее, можно сказать, на лету и отшвырнул Кэрмоди в сторону, как швыряют ненужную тряпку, потом снова поднял его с земли, очевидно, чтобы преподать очередной «урок», но тут из дома выскочила, сотрясая кулачками, Панк.
— Отпустите моего папу! Отпустите моего папу!
Ошарашенная всем происходящим, Хеллер кинулась к дочке, рядом с которой возник протирающий сонные глаза Коди.
— Что случилось? В чем дело? Кто-то кричал? — спрашивал он.
Хеллер, ахая и охая, обняла его, стараясь в то же время остановить Панк.
— Он сам виноват! Напился и оскорбляет меня и Джека.
— Мне это безразлично! — рыдала Панк. — Он мой папа!
Застывший на месте Джек внезапно выпустил Кэрмоди и сделал шаг назад.
— Она права, — сказал он, взъерошивая рукой свои волосы.
Кэрмоди покачнулся и, не удержавшись на ногах, упал.
— Папа!
— Перестань орать!
С этими словами Кэрмоди поднялся на ноги и провел рукой по лицу, качаясь из стороны в сторону. Затем брюзгливым тоном изрек:
— Ну и крику от этих детей, будь они прокляты — и неверным шагом удалился в темноту.
А Панк, неподвижно стоявшая с лицом, напряженным и бледным как мел, разрыдалась. Хеллер принялась ее всячески успокаивать, побуждая и Коди к тому же.
— Панк, не плачь! Я уверена: он ничего дурного не хотел сказать о тебе с Коди. Но он так пьян, что сам не знает, что говорит.
Джек, как ни странно, знаками попросил ее отойти от девочки. Он поднял ее маленькое тельце на руки и, теперь уже сильно припадая на одну ногу, отнес к лестнице и там уселся на ступеньки.
— Мне очень жаль, милая, — сказал он, убирая волосы с ее личика и вытирая ей слезы, — что я допустил это. Так разозлился, что себя не помнил. Твоя мама права, он был слишком пьян, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях. Мне не следовало с ним связываться.
Панк всхлипнула и тесно прижалась к Джеку, чем изумила и обрадовала Хеллер.
