любовью? Этого достаточно? Мне — да, а вам? Вам нужно время, чтобы подумать?
Теперь Хелина повернулась к нему лицом.
— Просить о времени, чтобы подумать, было бы просто притворством. Этого достаточно.
Он к ней не прикоснулся. Он ощущал себя человеком, в которого вдохнули новую жизнь, но который стоит на зыбкой почве. Он не должен совершить ничего бестактного, неуклюжего. Она почувствует к нему презрение, если он сделает что-то вполне очевидное, банальное, то, что ему так хочется сейчас сделать — схватить ее в объятия. Они стояли лицом друг к другу. И он сказал очень тихо:
— Спасибо.
Они как раз дошли до Камней. Хелина сказала:
— Когда я была девчонкой, мы обходили эти камни по кругу и тихонько ударяли ногой по каждому камню — на счастье.
— Тогда, наверное, нам сейчас надо сделать то же самое, — откликнулся он.
Они вместе обошли круг Камней. Джордж тихонько ударял ногой каждый камень по очереди. Вернувшись в липовую аллею, он спросил:
— А как насчет Летти? Вы хотите, чтобы она осталась?
— Если она захочет. Честно говоря, поначалу будет очень трудно без нее обходиться. Но она может не захотеть жить в Маноре, когда мы поженимся, и нас тоже это не устроит. Мы могли бы предложить ей жить в Каменном коттедже, когда он будет освобожден и отремонтирован. Не сомневаюсь, что она будет рада участвовать в переделке его интерьера. И ей было бы приятно делать что-то в саду.
— Мы могли бы просто передать ей этот коттедж. Я хочу сказать — передать на законных основаниях, оформить его на ее имя. При его теперешней славе продать его было бы не так просто, а у нее таким образом будет какое-то обеспечение в старости. Кому еще он мог бы понадобиться? Да и она — захочет ли его взять? Мне кажется, он просто источает запах убийства, несчастья, смерти.
— У Летти есть свои способы защиты от таких проблем, — ответила Хелина. — Мне думается, ей будет хорошо в Каменном коттедже, но она не захочет принять его в дар. Я уверена, что она предпочла бы его купить.
— Но может ли она себе такое позволить?
— Я думаю, да. Она всегда жила очень экономно. И ведь он не будет стоить дорого. В конце концов, как вы сами сказали, Каменный коттедж, с его историей, не очень-то легко будет продать. Во всяком случае, я могу попробовать поговорить с ней. Но если она переедет в коттедж, придется повысить ей зарплату.
— А это не вызовет у нас трудностей?
Хелина улыбнулась:
— Вы забываете, что у меня тоже есть деньги. В конце концов, мы же договорились, что ресторан — на моей ответственности. Хотя Гай был неверным мужем и шельмецом, он был не из скупых шельмецов.
Итак, эта проблема оказалась решена. Чандлер-Пауэлл подумал, что, вероятно, это станет прообразом его семейной жизни. Признается затруднение, предлагается целесообразное решение, никаких особых действий с его стороны не требуется. Он сказал легким тоном:
— Раз мы не можем толком без нее обойтись, хотя бы поначалу, все это представляется мне разумным.
— Это я не могу без нее обойтись. Разве вы не заметили? Она — мой моральный компас.
Они пошли дальше по аллее. Чандлер-Пауэлл мог видеть, что, вероятнее всего, теперь его жизнь будет для него планироваться, Эта мысль не вызвала у него беспокойства, наоборот — он был вполне удовлетворен. Ему придется много работать, чтобы содержать Манор и лондонскую квартиру. Но он всегда много работал. Работа была его жизнью. Он был не так уж уверен, что стоило затевать историю с рестораном, но давно пора было привести в порядок конюшенный блок, а посетителям ресторана не придется заходить в сам Манор. И очень важно сохранить Дина и Кимберли. Хелина всегда знает, что делает.
— Вы слышали что-нибудь о Шарон? — спросила Хелина. — Где она, какую работу ей нашли?
— Ничего не слышал. Она пришла из ниоткуда и ушла в никуда. Слава Богу, я не несу за нее никакой ответственности.
— А что Маркус?
— Вчера получил от него письмо. Кажется, ему удается хорошо обосноваться в Африке. Вероятно, для него это и в самом деле наилучшее место. Нельзя было надеяться, что он сможет оправиться после самоубийства Кэндаси, работая здесь. Если она хотела нас с ним разъединить, она правильно взялась за это дело.
Однако говорил он совершенно беззлобно, почти не проявляя интереса. После коронерского следствия они редко говорили о самоубийстве Кэндаси — и всегда с чувством неловкости. Почему, задавалась Хелина вопросом, почему вдруг он выбрал именно этот момент, когда они вместе шли по аллее, чтобы вернуться в прошлое, причиняющее такую боль? Может быть, таким образом он хочет обозначить формальный конец, дать понять, что нора покончить с обсуждениями тех событий и с размышлениями о них?
— А Флавия? Вы выбросили ее из головы, как и Шарон?
— Нет, мы с ней поддерживаем контакт. Она выходит замуж.
— Так скоро?
— Это кто-то, с кем она познакомилась в Интернете. Она пишет, что он — поверенный. Два года назад он овдовел, и у него есть трехлетняя дочь. Ему около сорока, он одинок и ищет жену, любящую детей. Она утверждает, что очень счастлива. Ну что ж, она получает то, чего так хотела. Это свидетельствует о мудрости — точно знать, чего ты хочешь от жизни, и направлять всю свою энергию на то, чтобы добиться этого.
Они уже вышли из аллеи и собирались войти в западную дверь Манора. Взглянув на Хелину, Джордж поймал ее затаенную улыбку.
— Да, — сказала она. — Флавия — мудрая женщина. Именно так я и сама всегда поступаю.
2
Хелина сообщила эту новость Летти, когда они были в библиотеке. Она спросила:
— Ты меня не одобряешь, да?
— Я не имею права не одобрять, только право опасаться за тебя. Ведь ты его не любишь.
— Сейчас, вероятнее всего, нет, во всяком случае, еще не совсем. Но это придет. Всякий брак всегда — процесс обретения любви или ее утраты. Не беспокойся. Мы вполне устроим друг друга — и в постели и вне ее, и этот брак будет прочным.
— И знамя Крессетов вновь взовьется над Манором, и со временем ваш потомок предпочтет поселиться здесь.
— Милая Летти, как хорошо ты меня понимаешь.
И Летти осталась одна, обдумывая предложение, которое Хелина сделала ей перед тем, как они расстались. Она прошла через сад, ничего не видя вокруг, и сейчас наконец, как это часто случалось, обнаружила, что медленно идет по липовой аллее к Камням. Оглянувшись на окна западного крыла, она обратилась мыслями к той частной пациентке, чья гибель изменила жизнь всех, кто — виновные в этом или не виновные — были этой гибелью затронуты. Но разве насилие не всегда затрагивает тех, кто оказался рядом? Что бы ни означал тот шрам в жизни Роды Грэдвин — искупление, ее личное «noli me tangere»,[37] знак неповиновения или напоминание, по причине, которая не была — и никогда уже не будет — никому в Маноре известна, она нашла в себе силы и волю от него избавиться и изменить ход своей жизни. Но эту надежду у нее украли, и теперь необратимо изменится жизнь других людей.
Конечно, Рода Грэдвин была молода — моложе, чем Летти, которая в свои шестьдесят лет понимала, что выглядит гораздо старше. Но у нее впереди еще могло быть лет двадцать относительно активной жизни.
