фактах. «Стандард ойл» могла бы также разоблачить многие сенсации, но предпочла отмолчаться в отношении порочащих фактов. Компания оставалась безмолвной, что сразу же спровоцировало усиление нападок на нее на протяжении ряда месяцев и даже лет. Таким образом, вера в то, что «Стандард ойл» была монстром, укреплялась, пока это не стало для многих глубоко укоренившимся убеждением. Через десятилетие с лишним Ллойд высказал другу досаду, что его статья в 1881 году «осталась без ответа по сей день», причем все лишь из-за того, что не встретила опро вержения.
Молчание «Стандард ойл» было тем более подозрительным, что хорошо известная скрытность компании, как полагали, показывала только ее нежелание выявлять всяческие злоупотребления. Дж. К. Велч в 1883 году писал: «Если в этой стране имелось что-то заблокированное и запретное, огороженное, закрытое, заслоненное спереди и сзади, скрытное само по себе и в отношении внешнего мира, то это – «Стандард ойл компани». Такая справедливая констатация воспринималась как порицание и обвинение.
Единственным оправданием, на которое «Стандард ойл» определенно пошла в 1880 году, был документ, переданный в 1883 году верным Дж. Н. Камденом в North American Review. Но этот отказ от опровержений был ошибкой, и в первую очередь ошибкой Рокфеллера. Многие сотрудники «Стандард ойл» остро переживали нападки на объединение. Однако некоторые железнодорожные компании в это же время не без успеха давали отпор своим критикам, и, в частности, Годкин опровергал в Nation не вполне обоснованные обвинения Антимонопольной лиги.
Несомненно, молчание в подавляющем большинстве случаев «Стандард ойл» перед лицом нападок недоброжелателей требует более глубокого объяснения. Некоторые из обвинений против нее были настолько смехотворны, что ответ на них казался информированным людям просто ненужным. Опять же Рокфеллер и коллеги долгое время предпочитали не распространяться о делах компании. Такая политика вошла в привычку, и отказаться от нее было трудно. В прошлом такое молчание уже сослужило «Стандард ойл» хорошую службу. С другой стороны, сейчас позволять даже лояльным авторам поддерживать компанию могло оказаться опасным. Такие писаки задавали много вопросов, и куда бы завели эти вопросы? Имелись различные периоды деятельности компании, от любопытства к которым «Стандард ойл» действительно хотела предохраниться. Такая позиция вовсе не обязательно была продиктована чувством вины. Трест, его взаимоотношения с филиалами, политика тарифов и цен – все это для «Стандард ойл» оправдывалось существующими экономическими и политическими условиями. Тем не менее руководители треста знали, что будут подвергаться протестам и нападкам. Аналогичным образом для них прямые дебаты с публикой, возможно, таили в себе некоторые опасности. В целом американцы были настроены недружелюбно к крупным корпорациям. Ответы на обвинения могли бы просто вызвать цепную реакцию новых обвинений, и «ревуны», как Арчболд называл критиков, могли превзойти в этом «Стандард ойл». Если бы компания сохраняла молчание, ажиотаж сам по себе не спал бы.
Так думали, по существу, и другие руководители промышленности в это время. Многие из них формулировали это невнятно, те же, которые мыслили ясно, такие как Карнеги, Джон Уэйнамейкер и Абрам С. Хьюитт, стояли особняком. Морган же, Хилл, Фрик, Гарриман и Хантингтон, подобно Рокфеллеру, склонялись к тому, чтобы игнорировать критику. Так продолжалось до тех пор, пока обвинения не стали сильнодействующим средством для побуждения властей штата и федерального правительства проснуться для самозащиты.
Веру же Рокфеллера в скрытность, несомненно, разделяли вначале такие его партнеры, как Боствик, Арч-болд, Флэглер и Уорден. Но так как буря протестов и обвинений усиливалась, они, видимо, сомневались больше, чем он сам, в мудрости замкнутости. Но позиция Рокфеллера была настолько тверда, что заставляла их всех придерживаться этого обета.
Ни Рокфеллер, ни его коллеги ясно не представляли себе глубину неприязни общественности к монополии. Они знали, что монополия непопулярна, и надеялись, что она исчезнет, как только эффективность и позитивные стороны промышленной консолидации станут очевидными. Это была, конечно, большая ошибка. Чем мощнее и эффективнее становилась «Стандард ойл», тем больше люди готовы были верить обвинениям, постоянно выдвигавшимся против корпорации, и тем решительнее становились требования к властям страны и штатов принять в отношении ее карательные меры. Приближалось время, когда высшие эшелоны государственной власти должны были взяться всерьез за такие мощные корпорации, какие создали Рокфеллер и его партнеры.
Глава 10
Основание университета
Когда в конце 1870-х годов семья Рокфеллера начала проводить время после Рождества в Нью- Йорке, ее первой резиденцией стал тихий Виндзор-отель на 5-й авеню, потом на 56-й стрит. Некоторое время в нем жили Эндрю Карнеги (1835–1919, стальной магнат, филантроп, мультимиллионер, его состояние оценивалось в 350 000 000 долларов. –
В начале 1880-х годов большая часть Нью-Йорка, за 42-й стрит, представляла собой жилую зону строений из бурого песчаника и кирпича. По краям 5-й и Мэдисон-авеню высились большие, привлекательные на вид дома, над которыми виднелись шпили собора Святого Патрика и реформистской церкви. В районе царили тишина и покой. Пространство за Брайэнт-парком оставалось вне районов бурной коммерческой жизни.
В 1884 году Рокфеллер, ставший законным жителем Нью-Йорка, подыскивал постоянное место проживания. И осенью того же года они с женой выбрали четырехэтажный дом с цокольным этажом на Западной 54-й стрит, заплатив за него приличную цену в 600 000 долларов. Дом представлял собой массивное строение из бурого песчаника, он был достаточно импозантным, чтобы называться дворцом, хотя и слишком высоким, узким и вытянутым, чтобы выглядеть привлекательным. К дому примыкал небольшой дворик, и Рокфеллер купил соседний участок земли, чтобы его расширить. В этом доме, построенном около двадцати лет назад, до новых хозяев проживала госпожа Арабелла Воршэм, которая как раз летом того года вышла замуж за железнодорожного магната Коллиса П. Хантингтона. Убранство дома она оставила в пользование Рокфеллерам.
Джону так нравилось катание на коньках, что однажды в Кливленде в ночь на морозный понедельник (в воскресенье он не позволил бы это делать) он поднялся с постели, чтобы руководить работой своих служащих по заливке катка в летнем бассейне. В Нью-Йорке он зацементировал боковые дворики и участки земли позади дома и обнес их изогнутым рядом парапетных плит. В морозную погоду пространство в виде подковы представляло собой отличный каток. На нем с восторгом катались его дети и друзья. Передняя цокольного этажа была оборудована шкафчиками, где гости, число которых иногда доходило до сотни, хранили свои коньки. По ночам под светом электроламп двор представлял собой веселое зрелище, а рано утром прохожие часто видели Рокфеллера в пальто и шелковом цилиндре, степенно совершавшим развороты на льду, перед тем как отправиться на работу.
С самого начала дом 4 на Западной 54-й стрит стал гостеприимным для священнослужителей, работников обществ благотворительности и трезвости, а также сотрудников «Стандард ойл». Часто для этих посетителей организовывались обеды, чаепития и музыкальные вечера, однако дом никогда не использовался для «общественных» мероприятий. Некоторые из партнеров Рокфеллера вспоминали эти оживленные собрания и то, каким веселым, простым и приветливым он становился на встречах с друзьями. Ему особенно нравились завтраки с сотрудниками из «Стандард ойл». Уильям Рокфеллер, Генри М. Флэглер и Бенджамин Брюстер проживали некоторое время буквально в двух шагах, на 5-й авеню, и Рокфеллер мог
