Сопровождающий наш исчез, а мной занялась толстая дама, которая решила подобрать мне парик. Поскольку пастухи, оказывается, всегда ходят в завитых париках.
Париков у них — целый шкаф, половина из них — завитые. Так что я сидел перед зеркалом, и мерил.
Поверьте, это подлинно дурацкое занятие, — мерить парики. Поскольку, в следующем выглядишь еще глупее, чем в предыдущем.
Настолько, что я решил для себя, что этот артистический эксперимент для меня — последний.
Даже с лаптями получилось проще. У них, оказывается, были безразмерные лапти, наподобие тапочек с липучками. Надеваешь лапти, приклеиваешь, где нужно замаскированные липучки, — и все. Только перевязать икры ног атласными ленточками, и сделать на каждой бант побольше. Чтобы смотрелся хорошо.
А с париками я намучался… В любом из них я выглядел огородным пугалом.
Наконец, остановились на двух, — один был с длинными коричневыми буклями, а другой, я думаю, сняли с бараньего смертяка, — настолько тот был взъерошенным.
Тут пришла Гера, заглянула осторожно в комнату, увидела меня и вошла.
Боже, что с ней сделали!.. Она полностью была экипирована в форму пастушки. В римское марлевое платье, стянутое у груди такой же атласной ленточкой и с таким же бантом, как у меня икры ног; в похожие на мои лапти, только с белыми атласными ленточками; с плетеной декоративной корзинкой в руках, полной самыми разнообразными бумажными цветочками… И это еще не все: волосы ее были завиты в мелкие кудряшки, как на моих париках, а щеки нарумянены, наверное, свеклой, — такого же вызывающего цвета были губы. И все это на фоне белил, которыми изобильно покрыли ее лицо.
— Сказали спать во всем этом, и не снимать, — произнесла недоуменно Гера.
Она никак не могла понять, продолжение ли это сказки, или уже нечто другое.
— Кто? — коротко спросил я.
— Мой визажист! — произнесла она гордо.
Я встал со стула, стянул свой бараний парик, взял несчастную за руку и потащил к умывальнику. Там я включил весь напор, так что раковина сразу стала наполняться, набрал полную ладонь воды, — и все это размазал по лицу Геры.
Творение визажиста покрылась розовыми и белыми пятнами, и потекло.
Тогда я нагнул голову Геры над раковиной, и все той же ладонью принялся отмывать ее.
Он терпела, и не издала ни звука. Стояла перед раковиной белой козочкой, и даже не заблеяла. Так, кажется…
— Он пригласил меня в путешествие, — наконец, сказала Гера, когда вся краска исчезла, и она выпрямилась. — Обещал много золота, деньги и драгоценности. Если я сделаюсь его половиной… Совершенно официально предложил осчастливить, — стать его женой… Я — размышляю.
— Поздравляю, — сказал я. — Не забудь пригласить на свадьбу.
— Завтра вечером выходит какой-то конвой, через Александров и дальше… Непонятно только, почему вечером. Я что-то не помню, чтобы конвои отправлялись по вечерам. Но, говорит, — человек пятьдесят, на двух машинах. Если не обманывает… Он говорит, в сторону Волги, на триста километров. Это как раз вам по-дороге. Почти автостоп.
Весь день я играл на свирели… Вернее, когда подходили гости, я включал незаметно фонограмму, и подносил к губам свирель.
Гера, в своем дурацком платье, но без малейших признаков грима на лице, сидела у меня в ногах, и, при звуках музыки, начинала поедать меня влюбленными глазами. Но при этом хитро подмигивала.
Козочки, все беленькие, и тоже, наверное, отмытые, — уже к третьему разу от фонограммы шарахаться перестали, и паслись, как ни в чем не бывало…
Все сценки располагались на огромной поляне, и каждой был выделен свой участок, рядом с лесом.
Так что гости ходили по кругу, как в музее, а с центра поляны к ним бегали официанты в белых смокингах, с подносами.
Перепадало и нам… Закуски и выпивки было навалом.
Как ни странно, в этой пасторальной атмосфере нам не было скучно, — потому что гости смотрели на нас, а мы — на них.
Мы расположились в тени, солнце нас не допекало. Это гости вынуждены были в своих парадных костюмах мучаться на жаре, доставать накрахмаленные платочки и с усилием вытирать ими пот со своих шей. Мы же, — отдыхали.
Избранные на праздник юбиляром — передвигались семьями. Как правило. Муж, жена и дети… По одной семье, или сразу их было несколько.
Или группка из гостей напоминала делегацию. Тогда в ней было много мужчин, и лишь несколько женщин. Как правило, молодых и красивых.
Так они, по очереди, подходили, останавливались, слушали музыку и смотрели на нас.
Что на меня, что на козочек, — одинаково…
— Я столько начальников никогда в жизни не видела, — говорила мне Гера.
Что их всех объединяло, — это совершенное отсутствие веселья.
Они все: мужчины, и разодетые женщины, и дети, наряженные под взрослых, в маленькие идеальные костюмчики с бабочками для мальчиков, и в шелковые с рюшечками богатые платьица, для девочек, — рассматривали нас с самыми серьезными выражениями на лицах, как будто у них состоялась встреча с высоким искусством, для осмысления которого необходима вся серьезность, которая у них только есть в наличии.
Конечно же, были реплики и отдельные высказывания. Но все такие же серьезные, как постные выражения их лиц.
— Как гармонично вписывается эта картина в окружающий ландшафт, — с придыханием говорила какая-нибудь дама…
— Замечательно…
— Сколько фантазии и выдумки…
— Какой идеальный вкус…
— Как правильно показана история нашего народа…
Но нужно отдать должное, — запакованные мужики, переводя взгляд с козочек на меня, а потом на Геру, дольше задерживали взгляд на ней.
— Как у вас это только получается, уму непостижимо, — говорила мне Гера, когда очередная группа гостей удалялась.
— Что получается?
— Раздевать взглядом, вот что!..
— Ты меня имеешь в виду?
— Вы, дядя Миша, еще бы ничего, вас я бы стерпела, — а то эти козлы!.. Какая-то природа у вас кобелиная, честное слово.
Я смотрел на нее удивленно.
— Я ничего не заметил. Насчет раздевания.
— Вы вообще, дядя Миша, ничего не замечаете. Слепой какой-то. Даже зло берет.
Визажист должен был зайти за Герой, когда у гостей начнется торжественный ужин.
Наши вещи, — мой рюкзак, под завязку набитый пионерлагескими продуктами, и сумка Геры, — лежали за ближайшими кустами. День давно перевалил за свою вторую половину, и торжественный, где-то там ужин, вот-вот должен был начаться.
— Не обманет? — интересовался я.
— Да вы что! — ахала Гера. — Вы что, дядя Миша, мужиков не знаете?.. Явится, как миленький, да еще раньше времени. Куда он денется.
— Не обидится, что ты не одна в путешествие отправляешься?
— Это его проблемы, не мои…
