Гвидонову.
Гвидонов посторонился и приподнял руку, чтобы ею встретить, сжавшую кухонное оружие, кисть руки Федора.
Но тот прохрипел вдруг что-то, и всем телом стал заваливаться куда-то в сторону. Вместе со своим тесаком.
Гвидонов даже дернулся, — от неожиданности.
Потом посерел в темноте лицом, перевел дух, взглянул в темнеющую на земле фигуру Федора, и, повысив голос, сказал:
— Иди сюда.
Петька появился откуда-то из темноты, и спросил:
— Да, Владимир Ильич?
— Ты что наделал?
— Я? — удивился, совершенно естественно, он.
— Да, ты… — начал злиться Гвидонов. — Ты… Он мне утром нужен был, трезвый. Ты это понимаешь?!
— Откуда я знал, — растерянно сказал Петька.
— Я тебя что, просил вмешиваться? — все более расходился Гвидонов. — Я тебя просил?!. Отныне я тебе запрещаю. Навсегда. Даже если меня мочить будут, и замочат. Это мое дело, ты понял?!.
— Да. Но…
— Ты понял? Я тебя спрашиваю?!
— Да.
В это время зазвонил телефон. Гвидонов открыл крышку.
— Ты обещал перезвонить, — сказала Мэри. — Я так соскучилась по тебе…
Это — дурдом. В котором он вынужден работать.
Гвидонов уже не помнил себя. Впервые в жизни.
Он сжал этот телефон, размахнулся, и, что есть силы, швырнул его об стену, рядом с которой сидел.
Тот даже не пискнул. Разлетелся на части молча.
Столько силы вложил в свое действие Гвидонов.
Глава Пятая
«Один человек сказал Иисусу:
— Счастлив тот, кто заслужил уважение, — он достоин пировать в Царстве Неба.
Иисус ответил:
— Путь к Царству Вселенной похож на случившееся с царем, который в одном городе устроил свадебный праздник для своего сына. И послал работников пригласить самых уважаемых людей.
Но те, — отказались.
Один сказал: Я купил землю, мне нужно пойти и заняться ею.
Другой сказал: Я не могу оставить свою торговлю.
Третий сказал: Я должен совершить службу в храме, и сейчас мне не до этого…
Тогда царь обратился к своим работникам:
— Свадебный праздник готов. Но те, кого принято приглашать, отклонили приглашение.
Встаньте же на распутьях дорог, зовите на свадебный праздник сына моего всех: нищих, больных, слепых, — кого увидите.
Вернувшись, работники сказали:
— Мы позвали всех, но за столом осталось еще много места.
Тогда царь сказал им:
— Ходите по улицам и бездорожью, и каждого, кого встретите, приглашайте сюда. Пусть мой дом будет полон…
Но взгляните сами, — никого из тех, кого я пригласил сначала, не будет на моем празднике… Потому что, мало быть приглашенным. Нужно еще и — прийти»
Болото, — это вода.
Где вода, там жизнь.
Жизнь, — это вода и движение.
Особенно, когда тепло, и трава на берегу чуть ли не до колен. И пахнет влагой, зеленью и жарким летом…
Утром Гвидонов разбудил профессора, посмотрел сочувственно, как тот недоуменно оглядывается вокруг себя, не в силах поднять, где очутился, а потом жмет ладонями голову, которая, вполне вероятно, раскалывается у него на четыре части.
— Мы ведь приехали сюда работать, — сказал ему Гвидонов.
Профессор лишь жалобно посмотрел на него, и начал искать очки, которые, чтобы он их во сне не раздавил, положили на подоконник.
Очки нашлись.
— Похмелиться, — сказал самому себе профессор.
— Ну, нет, — возмутился Гвидонов.
Крикнул Петьку, — тот появился со своими волшебными таблетками.
— Хуже не будет? — спросил профессор, рассматривая одну из них на свет.
Петька промолчал. Гвидонов мстительно сказал:
— Посмотрим.
Профессор брезгливо взглянул на стакан воды, который ему дали, положил таблетку на язык, и запил ее небольшим глотком.
И прикрыл в изнеможении глаза.
Гвидонов ждал пять минут, пока лицо того не начало светлеть, словно бы и его, наконец-то, коснулось утро.
— Нужно проверить пятерых молодцов, — сказал он профессору. — Довольно срочно. Через час мы вылетаем.
— Вот так всегда, — ответил профессор. — Из-за какой-то ерунды ломается естественный процесс восстановления организма…
С пятью мужиками-лягушатниками было все нормально, — никаких внушенных состояний в них не оказалось. Если, конечно, профессор, с похмелья чего-нибудь не напутал.
Но на всякий случай, когда шли на посадку, Гвидонов подозвал Петьку.
— Оружия пусть с собой не берут, у нас своего хватает. Ножик там, и все. Ничего огнестрельного.
Петька кивнул.
Охрана, с мрачными покрасневшими лицами, — поскольку Гвидонов не забыл, и только что устроил им по пятьдесят отжиманий, — перетаскивала на борт сумки с амуницией.
Пилот тоже принял живительную таблетку, — поэтому выглядел вполне пристойно.
Хорошо выглядел и главный зоотехник, который уже похмелился и пришел проводить их.
Но в основном все молчали, — так что погрузились и взлетели почти без слов.
По-деловому.
Кроме будничного трепа лягушек, лес был полон птичьих звуков, их писка и шороха крыльев.
Вот она, — природа.
