на власть. Демократия делает обладание властью более доступной. Это имеет свои плюсы и свои минусы. Разрушается кастовость власти, и это прекрасно, но безмерно возрастает стихийность и случайность — люди желающие, но не умеющие оказываются в коридорах власти. Приход демократов к власти зримо снизил ее профессионализм. Мы можем спорить по этому поводу: что, дескать, это был не тот профессионализм, номенклатурно-бюрократический, и демократия отстранила его от власти, а затем, накопив опыт…
И мы даже готовы заявить — ничего неординарного не происходит, так и должно быть. Должно, соглашаемся мы, но не обязано. Социалистическое прошлое сломало и перемололо теоретические посылы будущего.
Многомиллионный аппарат прошлого режима, востребованный внезапным настоящим, переварил демократию, он оказался жизнеустойчивее. Так мы получили государственный аппарат с замашками криминального капитализма, выполненный в размытых демократических тонах, оставшийся, по сути, номенклатурным, но с другим дополнением: номенклатурно-капиталистический. Сегодня ни у одного министра за спиной, за редким исключением, нет производственного опыта — опыта управления фабрикой, заводом. Зато есть опыт работы в коммерческом банке, или посреднической фирме, или в аппарате помощников недолгой демократической власти. Опыт относительно самостоятельной работы в течение трех-четырех лет ныне считается титаническим. И чтобы как-то усилить значимость маловременной самостоятельности, аттестуя кандидата во власть, непременно следует уточнение: «опыт работы в новых условиях», словно бы по вредности и затратности энергии эти условия приравниваются к урановым рудникам. Наивное самонадеянное самовозвеличивание.
Откуда вообще взялись посредники, которые, со слов правительства, грабят угольщиков, нефтяников, автомобилестроителей? Если во всеуслышание заявляется, что мы не умеем торговать, то ниша неумения мгновенно заполняется теми, кто уверен, что это делать умеет. Раньше он доставал, теперь он посредничает. Откуда взялись эти люди? Все оттуда же. Они ушли со своих прежних мест работы: с предприятий, которые стоят; из институтов, которые закрываются; с шахт, которые сокращают добычу угля. Их породило государство, отказавшееся от своих обязательств по их прежнему месту работы. Они, эти фирмы, и им подобные, рассуждает власть, пусть не ликвидировали, но сократили безработицу.
Какое-то математическое помешательство. Останавливается завод, выбрасываются на улицу десятки тысяч безработных, а посреднические фирмы способны задействовать едва ли 0,3 %. Посредники нынче ближе к власти, чем производители, хотя бы уже потому, что сплошь и рядом они посредники между властью и бизнесом. Они понятнее власти и нужнее ей. У них деньги. И власть черпает свои кадры из колоды посредников, тем самым чисто профессионально еще более отдаляясь от фундаментального профессионализма, реальной жизни. Представителями этой жизни в кабинетах власти становятся не геолог, металлург, нефтяник, а посредник, закупающий продукцию у каждого из них и перепродающий ее другому посреднику. Так страна повсеместно теряет профессиональный навык, свою мастеровитость. Происходящее вписывается в суть изречения, которое так восхищает Бориса Абрамовича Березовского: «Наукой занимаются сегодня те ученые, которые оказались неудачниками в бизнесе».
И, наконец, третье частное президентское определение, логически связанное с двумя предыдущими — указ об отставке Сергея Шахрая. Почему ушел Шахрай, хотя прошения об отставке он не подавал? Это не значит, что о своем намерении он не говорил. Искать объяснение в профессиональном или непрофессиональном исполнении своих обязанностей, как представителя президента в Конституционном суде, нелепо. С этой точки зрения Сергей Шахрай высококлассный специалист. Шахрай работал в разных президентских администрациях. У него есть с чем сравнить. И на этот раз он высказал недовольство атмосферой, царящей в ближайшем президентском окружении. Более того, его не устраивало, что формально он был в подчинении человека, единственным достоинством которого считалась близость к президенту и его семье. Речь идет о Валентине Юмашеве. Профессионально в сфере политики Юмашев не представлял для Шахрая никакой опасности. Юмашев мало в чем разбирался, за исключением, естественно, журналистики. И его прошлая подчеркнутая аполитичность не была наигранной. Он действительно недолюбливал и политику и политиков. Типичная школа «Комсомолки» обозначаться не погружаясь. Волей Бориса Ельцина, но еще более — волей случая — он оказался на правах царского писаря, который обедает не вместе с царской прислугой, а допускается к цареву столу. Избрав судьбу царева летописца, Юмашев получил доступ к самой конфиденциальной информации и право наблюдать эволюцию политиков от заискивающего раболепия перед Ельциным в период их приближенности к президенту до агрессивной ненависти к нему после их отставки. Все это сделало Юмашева хранителем банка интриг.
Ельцин выбрал Юмашева в качестве главы своей администрации исходя из ситуации своего последнего президентского срока, когда ему нужен был человек, многолетно преданный ему. Это во-первых. А во-вторых, для которого и после своего президентства он останется гарантией его успешности, так как вне президентских раскопок, вне шарма президентской семьи Юмашев как журналист попросту перестает существовать. Ельцин с его тайнами президентских недомоганий, властными капризами, прозрениями и помутнениями, заблуждениями и предательствами еще долго будет кормить Валентина Юмашева, и кормить сытно.
А пока Сергей Шахрай недооценил Валентина Юмашева. Будучи неспециалистом и в экономике, и в политике, и в проблемах культуры, образования, и в производственной сфере, Юмашев оказался первостатейным учеником в школе интриг. Юмашев преуспел в той сфере, где Шахрай, как ему казалось, не имел себе равных. Юрист, ставший публичным политиком, а тем более приглашенный за кулисы этой политики, ничем иным, кроме политических интриг, заниматься не будет. А если рассуждать разумно — и не должен. Ибо интриги — это профессия юриста. Прокурор выстраивает интригу обвинения. Адвокат в противовес выстраивает интригу защиты. Нечто подобное происходит и с журналистом, оказавшимся в океане публичной политики. Интрига лежит в основе любой композиции серьезного журналистского материала, на интриге строится любое журналистское расследование. Летопись вне интриги — скучное чтиво. Вне понимания интриги, умения ее придумать и довести до кульминации нет ни писательской, ни журналистской, ни режиссерской индивидуальности. Так что журналист, оказавшийся опять же за кулисами публичной политики, неминуемо начинает заниматься делом, близким ему профессионально.
Шахрай умышленно спровоцировал свою отставку, сыграл на опережение. Его выступление на июньском съезде собственной партии никакого отношения к эмоциональному срыву многоопытного Шахрая не имеет.
Политическая переориентация Шахрая — явление знаковое. Человек, в обязанности которого входит защита интересов президента в Конституционном суде, заявляющий о политической бесперспективности своего патрона и о необходимости партии сменить ориентир, устраивал это действо, конечно же, осознанно. В том, что Шахрай действительно думает так, не приходится сомневаться. Ближайшее окружение аттестовало этот поступок некогда верного оруженосца президента как предательство. Реакция последовала мгновенно. Именно на эту немедленность и рассчитывал Шахрай. Она придала поступку Шахрая ореол изгнанности, наказания за правду, за нарушение обета молчания. Шахрай действовал вполне прагматично и в общем-то честно. Осенью Конституционный суд должен был ответить на вопрос: правомерно ли избрание Ельцина на третий президентский срок? Все действия президента, как и кадровая мартовская революция, были приурочены Ельциным именно к этому событию. Как и все его отрицательные ответы насчет возможности своего трехразового избрания. По сути, мы имеем дело с тактикой давления путем отрицания. Ельцин рассчитывал на положительные экономические аттестации именно в этот момент. Но финансовый кризис испортил общий рисунок. И тот факт, что кризис обрушился как снег на голову и «друга Билла», и «друга Гельмута», и «друга Рю», не сделал этот кризис менее болезненным для «друга Бориса».
А тут еще оказалось, что молодые лошади способны бежать резво, только если запряжены в пустую телегу. После чего обещанная коррекция экономического курса стала похожа на пропущенный сон.
Тактическая ошибка с неподготовленной отставкой Виктора Черномырдина, которую допустил Ельцин, введенный в заблуждение короткой положительной паузой своего якобы улучшившегося здоровья, хотя этот неадекватный шаг он сделал сразу после недолгого простудного недомогания, можно считать роковой. И дело даже не в том, что на страну обрушились невзгоды финансового мирового кризиса, падение цен на нефть и газ, основных источников доходности государства; рецидив не ухудшения, а
