момент еще работал, нельзя считать кадровыми удачами генерала: Казанник, Полеванов, Ильюшенко. Каждый из них достаточно быстро сошел с дистанции. Все подбирались по единому принципу: преданность или, как крайняя уступка, сверхлояльность президенту. Барсукова за глаза звали «сторожем». Это было правдой: объектом № 1 в Кремле считается кабинет Ленина. Сам факт назначения коменданта Кремля на пост директора ФСБ — вне профессиональной логики, в силу несопоставимости масштабов и существа выполняемых задач. Так было и с Казанником, очень скоро получившим прозвище «инопланетянин». Дернули из глубинки (Омская область), где человек пребывал на тихой должности руководителя областной экологической комиссии, и поставили федеральным Генеральным прокурором. Милый, странный, почти библейский человек. Сумасшедшая прихоть власти. Когда-то, пять лет назад, Казанник уступил Ельцину свое место в Верховном Совете Союза. И никто не подумал, что поступок был совершен в том, другом мире.
Коржаков хорошо изучил характер президента и прогрессирующие слабости этого характера. Президент был ревнив. Коржаков это уловил и с первого дня пребывания рядом с телом Ельцина стал творцом президентской подозрительности. Выход за пределы Кремлевской стены для Коржакова был сверхнеобходим. Он понимал, что можно успешно строить любую игру в пределах кремлевского подворья, но в итоге это будет даже не половина победы, а лишь зафиксированное в пространстве и времени возросшее влияние. Это и много, и мало. Время, в понимании Коржакова, ставит перед ним другую задачу проникновение в правительство. Информаторы, конечно же, нужны, но этого мало. Нужен плацдарм в правительстве: группа, ядро, назовите это как угодно. Люди, в отсутствие которых не принимается ни одно принципиальное правительственное решение. А информацию он соберет и без услуг правительственных чиновников. Для этого у нас есть ФАПСИ, есть Старовойтов. И вот тут начиналось самое сложное: как воплотить этот замысел? С «силовиками» проще, они все под президентом, а вот с правительством… Трудность Коржакова, помимо всего прочего, таились в устойчивой нелюбви со стороны политического бомонда к нему лично. И в силу обычной антипатии, и в силу его разрастающихся притязаний, затрагивающих интересы быстро складывающихся олигархических кланов. В этом смысле любые действия Коржакова по навязчивому проникновению в правительственную среду не могли остаться незамеченными как в кремлевских коридорах (Илюшин, Филатов), так и за их пределами. Там постарается Гусинский, да и сам Филатов не отсидится — вся демократическая стая ор устроит на всю Россию. Голембиовские, Лацисы, Сванидзе, Киселевы, Замятины… Как не пошутить на этот счет, Коржаков при этом смешливо морщится: «Лучшее место журналиста-демократа — на виселице!»
Пока есть две опоры: Кремль и ФСБ. Для устойчивости нужна третья. Опора не вообще, не попадя где, а в исполнительной власти, на ее самых верхних этажах. Ощутимым препятствием является Черномырдин. Его так запросто не объедешь — газовый король, нефть. Значит, надо перекрыть кран, отсечь Черномырдина от его королевства. Но как?!
Операция «поиск», нащупывание третьей точки опоры, была разработана безошибочно. Сначала как бы ненароком президенту дают понять, что Черномырдин зарывается, слишком много на себя берет. На стол ложатся материалы отслеживания: сколько раз за день появлялся на телевизионном экране президент и сколько премьер. Разумеется, материалы составлены таким образом, что пропорции явно не в пользу президента. Ельцину как бы между прочим задается риторический вопрос: зачем это нужно Черномырдину?
На первых порах Ельцин морщится, отмахивается от навязчивой, как ему кажется, подозрительности своих подчиненных. В такие минуты Ельцин способен произнести бескомпромиссную фразу: «Оставьте Черномырдина в покое». Для большей убедительности он может добавить: «Урезоньте его помощников, а Черномырдину я верю». В устах президента последняя фраза претендует на жесткое «нет». Поначалу так оно и было. Старания служб отслеживания, а точнее сказать, служб предвзятости перечеркивались. Все становилось на свои места. Коржаков, изображая упрямое несогласие на лице, материалы забирал, однако замысла не оставлял. Он просто на время откладывался. Коржаков не хуже Ельцина понимал, насколько спрессованы дни и как стремительно накапливается раздражение президента по любому поводу. Именно в такой момент начинали распространяться слухи из якобы «хорошо информированных источников». О неустойчивости премьера, о его серьезных разногласиях с президентом, о том, что его премьерство на закате и исчисляется считанными днями. Премьер начинал нервничать, высказывать по поводу и без повода недоумение насчет слухов. Масла в огонь подливала пресса. Активизировались социологические опросы, свидетельствующие, без всякого сомнения, что премьер опережает президента по популярности. Все это складировалось в так называемых аналитических центрах, группах, службах анализа, созданных и контролируемых Коржаковым и его главным аналитиком Рогозиным, чтобы в нужный момент, уже сославшись на якобы независимые исследования, еще раз напомнить президенту о своих подозрениях. Делается это примерно так. «Вот вы нам не верили, Борис Николаевич. Тогда посмотрите, как превозносят премьера средства массовой информации. Нам кажется, Борис Николаевич, это не может быть случайным. Готовится общественное мнение…»
Выстраивая тактику своих отношений с президентом, Черномырдин не учел одного крайне важного обстоятельства — влияние на него Коржакова достигло максимальной величины. Рассуждая на все эти темы, я испытываю чувство некоторого смятения, что столь значимо и серьезно. Я вынужден говорить не о главе государства, видном политическом деятеле или ключевой фигуре, влияющей на духовность нации. Ничего подобного. Всего-навсего — старший охранник президента и его семьи. Сколь несовершенна и уязвима власть, допустившая такое несоответствие.
Переоцениваем ли мы роль Коржакова во всей этой истории? Нет, не переоцениваем. Конституционные права президента необъятны и многомерны. Для президента важен факт их наличия. Для окружения — факт их использования. Куда не дотягивается рука президента и мимо чего скользит рассеянный взгляд властелина, там вьют свои гнезда власть предержащие, употребляющие свои умения и корысть от имени президента. А потому, кто ближе к властному телу, от его имени и говорит увереннее. В этом смысле Коржаков долгое время был вне конкуренции. Операцию «КРОНПРИНЦ ЗЛОВЕЩИЙ ОЛЕГ» Коржаков провел, можно сказать, изысканно.
Черномырдин очень скоро почувствовал ловушку, в которую сам угодил. Замысел Коржакова воплотился — неразговорчивый Олег стал третьей точкой опоры. Треугольник Барсуков (ФСБ) — Сосковец (правительство) и Коржаков (к этому моменту уже не служба охраны, а управление безопасности с правами контроля безопасности по всем направлениям — политической, экономической, военной, информационной) обрел свою жесткую конструкцию. В конце 93-го об этом заговорили, а в 94–95-м все уже вынуждены были признать — триумвират стал властной вершиной № 2. Четвертым к этой могучей кучке примкнул Павел Бородин. Он предпочел оставаться несколько в тени, поэтому в общественном сознании этот властный квартет все же воспринимался как триумвират. Очень скоро по всем социологическим опросам «созвездие трех» фиксировалось как политическая сила, определяющая весь рисунок власти на ближайшее будущее. Коржаков к этому стремился, Коржаков этого достиг.
ГОСПОДА, СТАВКИ СДЕЛАНЫ,
СТАВКИ БОЛЬШЕ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ
Сейчас многие недоумевают, почему в преддверии президентских выборов и после них события обрели столь непредсказуемый характер? Что это изменился президент? Изменилась среда политического обитания? Произошло перераспределение зон влияния? Еще не созревший предпринимательский класс, банковский капитал предъявили свои права на власть? Материализовалось довлеющее влияние дальнего зарубежья на ослабленную Россию? Возможно, предчувствие тупика и неэффективности экономического курса? Что же произошло, наконец?
Останется неразгаданной тайной, кто подсказал президенту фатальную идею — полностью сменить команду на второй президентский срок. Авторов называется множество. По свидетельству Виктора Илюшина, получив от президента поручение немедленно оставить свои дела в Кремле и заняться предвыборной кампанией (а это случилось за полтора месяца до выборов), он якобы заявил о своем желании, независимо от результатов, уже не возвращаться к своим обязанностям первого помощника
