– Извини, но ничего мы не старались. Мы жили под одной крышей, но врозь. Это и была большая глупость. Это мешало нам верно оценить ситуацию. Позволь мне сказать, это была колоссальная глупость.
– Послушай, я не знаю… я ничего не знаю…
– Ну вот, я тебе говорю, что так оно и есть.
– Ты хочешь пригласить меня на ужин? Давай, пригласи, пойдем куда-нибудь. Я не против. Но я не хочу больше об этом говорить. Не хочу больше говорить о прошлом. Идет? Мы с тобой достаточно настрадались, и ты и я. Давай не будем начинать все заново.
Я не смог остаться непроницаемым. Я приготовил густой соус к рису, чья белизна казалась мне жестокой. В это время Жозе попыталась сунуться на кухню, они с Крис обменивались какими-то документами, о содержании которых я не хотел ничего знать. Я вспомнил, как валялся пьяный в гостиной. Мы тогда жили в маленьком домике, километрах в тридцати от города (это было до того, как мы переехали и поселились этажом выше Марка). Я был мертвецки пьян, не мог даже мизинцем пошевелить. Я слышал, как ревел мотор нашей машины, никак не желавшей заводиться. Была зима, снегу насыпало сантиметров под пятьдесят. Но я не смог бы пошевелиться, даже если бы дом загорелся.
Крис, по крайней мере, не впустила в квартиру эту чертову Жозе, за что я был ей очень признателен. У меня возникло ощущение, будто это еще что-то значит, будто сохраняется какая-то надежда. Ее можно было разглядеть в лупу или с помощью возбуждающих таблеток.
За ужином я пытался подпоить Крис, но она держалась, экологически чистое вино на нее не действовало, и я, как дурак, с презрительной гримасой выпил всего два бокала. Я хотел было притушить свет, который казался мне слишком ярким, но она и слышать об этом не желала.
– Я не знаю, на каком я свете, – заявил я.
– А ты этого никогда не знал.
– Вольф намного лучше меня. Во всех отношениях.
Она не стала возражать, молча поднялась и включила телевизор, потому что настало время новостей. Я решил пока вымыть посуду. Чертовы новости! А Крис упивалась ими, словно пересекла пустыню и умирала от жажды! Телевизор… этот грязный, неиссякаемый источник огня и крови, страданий и несправедливости, похабщины, подлости, глупости, лжи, двуличия! И как ей хватает душевного здоровья! Кстати, в нашей жизни был момент, когда я вполне мог пойти по ее пути. Я думал об этом. Когда она проводила дома свои собрания, а я закрывался на кухне и писал рассказ, возился, как поросенок в корыте, я задумывался, не войти ли в их круг и приступить тотчас же к защите животных, занесенных в Красную книгу, или к беспощадной борьбе за гражданские права? Но вместо этого я сам себя топил. Предпочитал испытывать на себе ее презрение. Я хотел, чтобы она сама пришла ко мне, а не я к ней. Хотел увлечь ее в мой сумрачный мир, чтобы она заметила, как я красив. Чтобы она вернулась ко мне просто так, чтобы мне не пришлось для этого рядиться в супермена. И тут я дал маху. Моя затея провалилась самым жалким образом.
Но я, по крайней мере, никого не обманывал. Я не заявлял, что готов принести весь мир в жертву ради прекрасных глаз одной женщины. Слабое оправдание.
Я думал, что место женщины дома. Я думал, что Крис просто счастлива сидеть и ждать моего возвращения. Ведь она бросалась мне на шею, когда я приходил домой! Так что же я должен был думать? О чем я должен был догадываться? Я с утра до вечера имел дело с отбросами рода человеческого и возвращался в озаренный солнцем дом с тяжеленной, как арбуз, головой. Я был молод, я ничего еще не знал, выпивал перед сном стаканчик-другой, и вот однажды все светильники, озарявшие мой дом, разом погасли. Я совершенно не понял, что со мной произошло. Осознал только позднее. Так вот, сейчас я не мою посуду в чудесной квартирке Крис. Я стою посреди развалин, и пыль оседает мне на плечи…
Я облил себе ботинки, задумчиво споласкивая тарелку. Подобные мелочи могут порой вызвать приступ печали, даже глубокой скорби, если за собой не следить.
– В этом доме есть салфетки? – спросил я со вздохом как раз в ту минуту, когда Крис открыла дверь двум парням, желавшим воспользоваться ее принтером.
Пробыли они у нее недолго, но очень интересовались, нет ли каких вестей от Вольфа. Как поживает Вольф? А когда Вольф вернется? Какой замечательный парень этот Вольф! Какой ум! Настоящий мужик! С ним стоит водить знакомство! Рядом с ним так и тянет в бой! Спросили и меня, знаком ли я с ним.
Крис закрыла дверь за этими двумя шутами гороховыми. Я продолжал вытирать бокалы, пить уже было нечего.
– Что-то ты молчишь.
– А что бы ты хотела от меня услышать?
– Я очень сожалею…
– С чего бы тебе о чем-то сожалеть? С какой стати? Скажи мне, в чем дело!
Я терпеть не мог лимонный пирог, но купил именно лимонный пирог, потому что Крис его обожала. Обожала? Да она бы слопала у меня его прямо изо рта! Как оказалось, у нее еще оставался сидр… а почему не лимонад? На ней были все те же черные кружевные трусики, которые так призывно светились из-под мини-юбки. Я был готов удовольствоваться даже стаканом малопригодной для питья воды из-под крана. Речь-то шла о том, необходимо ли, обязательно ли, неизбежно ли, если теряешь сердце женщины, ставить крест на всем остальном. Спорный вопрос.
– A я думала, что ты лимонный пирог терпеть не можешь.
– Теперь могу.
Мы устроились на диване, поджав под себя ноги. Классная обстановка! Я спросил, не страдает ли она от комаров. Но нет, она не жаловалась.
– Итак, все хорошо, – сказал я.
– Да, я действительно довольна этой квартирой.
– Значит, все очень хорошо.
– Да, я и в самом деле довольна.
– Но ведь вы все-таки иногда ссоритесь, правда? Он сам мне сказал…
– Вот как! И что же он тебе сказал, нельзя ли поточнее?
– Что ты не в духе, что с тобой это бывает.
– Тебя это касается?
– Нет, не касается, но я все же дам тебе один совет.
– Не надо мне твоих советов.
– Прекрасно. Как хочешь. Но потом не приходи плакать мне в жилетку.
Я взглянул на часы. Было всего-навсего десять вечера.
– Ох, как поздно! – сказал я и встал, пытаясь изобразить улыбку.
– Сядь, – протянула она, – сядь. Что за совет?
Я вновь опустился на диван и позволил себе смотреть на нее так пристально, что она начала нервничать.
– Совет? Не смейся надо мной. Тебе не нужны никакие советы.
– А если это не так?
Я ей не ответил. Встал и отправился в кухню на вылазку. И нашел остаток малинового ликера. Так как Крис не отступала, я объяснил ей, что мне нечего посоветовать молодоженам. Пусть сами выкручиваются. А мой совет заключается в том, что надо сохранять коробки. Она сделала вид, что не понимает. – Коробки надо беречь, – повторил я. – Что укладывают в коробки? Для чего вообще нужны коробки? А?
Какое-то время я сохранял присутствие духа благодаря этому малиновому ликеру, который Крис приберегала, как она мне сказала, исключительно для фруктовых салатов. – Знаю, знаю, – сказал я. – Ну что ты мне рассказываешь, как будто не я научил тебя этой маленькой хитрости.
Она стала цепляться к каждому слову и спорить не переставая. Когда я уселся на стул, она встала передо мной, скрестив руки на груди и чуть расставив ноги, так что мини-юбка натянулась, как резиновая. В таком виде Крис выглядела сексапильной до неприличия; глаза ее горели, взгляд их был безжалостен, ноздри трепетали, и все в ней было нацелено на ссору. В итоге я решил вернуться на диван.
Опять заявилась Жозе, на этот раз с огромным косяком в руке, дымившимся как факел. Она плюхнулась рядом со мной.
– Ну, как у тебя продвигается с Дженнифер Бреннен? На каком ты этапе?
