Снежана глаз не закрыла, смотрела на чародея – снова удивленно и радостно. Вздохнула бурно, потянулась к нему губами.
Пора, подумал Свет. Коснулся мягких губ и тут же пустил десницу в путешествие по девичьему телу.
Разочарование постигло его незамедлительно – левая персь Снежаны оказалась настоящей. Даже сквозь платье чувствовалось, сколь она горяча и упруго-податлива. Через мгновение такой же оказалась и правая. А когда Свет вклинил ногу меж стегон предполагаемой лже-девицы, все стало ясным окончательно. Низ живота Снежаны ничем не отличался от Забавиного – перунова корня там не было и в помине.
Нет, перед Светом стояла стопроцентная девица – корень от прикосновения не спрячешь никакими заклинаниями. Да и прижималась она к чародею – по-девичьи – с явным удовольствием.
А вот это было уже лишнее. Мало ему в жизни других забот!.. Но отталкивать княжну ужасно не хотелось.
Именно по этой причине он ее и оттолкнул.
– Что вы, чародей?
Радость в глазах девицы исчезла, удивление осталось. Однако это было уже совсем другое удивление.
И когда Свет, вернув себе невидимость, сбегал из ее комнаты, он сбегал и от оного удивления.
Вернувшись в гостевую, он снова задумался.
Ладушки-оладушки, княжна оказалась настоящей. Может, она все-таки ведьма? Да нет, непохоже… Что ж, по-видимому, серебристые ниточки в трапезной создало его буйное воображение.
Ужель бы варяги использовали в качестве своего лазутчика ведьму – слишком уж просто лишить ее Семаргловой Силы. Хотя бы применив испытанное в веках средство, называемое изнасилованием…
А с другой стороны, знавала Колдовская Дружина ведьм, коим перунов корень не приносил ни малейшего вреда. И даже паче того – полноценное удовольствие… Да, знавала Дружина подобных ведьм. Мать Ясну, к примеру.
Словом, понятно одно – если на чародея Смороду был расставлен капкан и если оный чародей в оный капкан угодил, то никакого прояснения в результате не случилось. А значит, самое времечко сконструировать собственную западню. Уже не на дочь Белояра Нарышки.
Конструированием этой западни он и занялся.
В дверь постучали очень тихо.
Пришлось поднять голову, прислушаться. Почему стучат, а не звонят в колокольчик?.. Стук повторился. Пришлось встать с кровати, зажечь ночник – странно, вроде бы он его не гасил – и подойти к двери.
– Кто там?
– Откройте, сударь волшебник, – донесся умоляющий шепот. – Это я… Пожалуйста, откройте!
Нельзя назвать шепот знакомым, если ты ввек его не слышал. Однако Свет сразу понял, кто находится за дверью. Включил Зрение. Вгляделся.
Она стояла в коридоре одна-одинешенька. Аки луна на небе без звезд. В ее ауре не было ни толики угрозы. Или ненависти. Лишь знакомые розоватые всполохи – цвет Додолы.
– Зачем? – шепотом же спросил Свет. И подивился глупости своего вопроса.
– Откройте, чародей! – снова взмолилась она. – Я прошу вас. Мне нужно кое-что вам сказать.
Лучше всего было бы посоветовать незваной гостье отправляться прочь, в собственную постель. Еще вчера чародей Сморода именно так бы и поступил. Но не теперь.
К тому же, она вообще не должна была стоять возле гостевой – отвращающее заклятье цепным псом охраняло дверь. И потому стоило разобраться, каким образом девице удалось справиться с оной животиной.
Была, правда, и другая причина излишней покладистости, но ее Свет отмел сразу. Чушь какая!..
Он выключил Зрение. И отодвинул щеколду замка.
Княжна Снежана несмело, бочком перешагнула порог, замерла, прижав к груди покрытые гусиной кожей руки – ночная рубашка у нее оказалась без рукавов.
– Это я, чародей – сказала она и переступила босыми ногами.
– Да, я заметил, – сказал Свет.
Она снова переступила с ноги на ногу. Даже в свете ночника было видно, как горят ее ланиты.
– А больше вы ничего не заметили? – спросила она.
– Заметил, – сказал Свет. – Заметил, что вы раздеты. И что находитесь там, где ни в коем случае не должны находиться опосля нашего последнего разговора. Вот если бы вы были Забавой…
– Я вам не забава! – Княжна сверкнула очами. – Я девица серьезная!
– Это я тоже заметил, – сказал Свет. – И потому не верю, что ваша недавняя пылкая ненависть столь скоро превратилась в безрассудную любовь.
Она вся как-то сразу угасла, сжалась, уронила руки. И стало видно, что рубашка у нее на груди почти прозрачна. И что за этой полупрозрачностью скрывается нечто очень и очень усладительное. Как только что истопленная печь морозным сеченским вечером…
И Свет понял, что ему жутко хочется попробовать эту усладу. Что их с Забавой ночи стали для него чем-то совершенно необходимым, без чего жизнь уже не полна своего смысла. И что не заменишь ни активными фехтовальными упражнениями, ни сочинительством небылей…
– Да какая там ненависть! – сказала она голосом Забавы и рассмеялась. Смехом Забавы. – Я же вас люблю, чародей! Без вас – хоть в петлю…
И тут в дверь снова постучали – осторожно, несмело, тайно.
Княжна ни капельки не испугалась. Шагнула к нему, колыхнула персями, взялась руками за подол ночной рубашки.
С прошлого лета это сугубо женское движение стало Свету хорошо знакомым. И чтобы воспрепятствовать оному движению, Свет схватил ее за талию.
С таким же успехом он мог попытаться остановить смерч. Рубашки на талии уже и в помине не было, пальцы коснулись обжигающе-холодной упругой плоти. А коричневые пуговки на персях уже нацелились в него пистолетными дулами. Вот-вот раздадутся выстрелы из обоих стволов…
В дверь опять постучали, уже громче, уверенней и настойчивей. По-хозяйски постучали, прекрасно зная, что именно ждет их в защищенной отвращающим заклятьем гостевой.
– О боги, – сказал Свет шепотом.
И проснулся.
Поднял голову от подушки. Конечно же, никаких пистолетных стволов рядом с ним и в помине не было. Как духу не было и предстоящего опосля таких дел скандала.
– О боги! – повторил он облегченно. Уже в голос.
Однако стук вместе со сном не исчез, он жил в реальности. Как жесткая постель под боком. Или привычное охранное заклятье на двери. Впрочем, стучали, оказывается, вовсе не в заклятую дверь, стучали в окно.
Угрозы не ощущалось.
– Велес вас подери! – сказал Свет. Встал, достал из шкафа свечу, зажег ее от ночника.
Стук повторился.
Свет подошел к окну, отдернул тяжеленную штору.
Из-за стекла на него смотрела жуткая образина. Мертвое черное, как у африканца, лицо, безо рта и носа, обрамленное пшеничными волосами. Из двух глубоких ям светят блестящие глаза, живые, человеческие. Карие… Больше ничего не видно, потому что луна уже убралась за угол дома.
И только тут Свет осознал, что окно находится на втором этаже, в семи аршинах от земли.
Видимо, напуганное его осознанием лицо исчезло.
Свет тут же бросился открывать створку. К счастью, задвижка оказалась справно смазанной. Поэтому он успел заметить, как оседлавшая помело, наряженная в черный балахон светловолосая фигура растворяется в лунном сиянии, бьющем из-за угла башенки.
В воздухе прозвенел тонкий смех.
Увы, в гостевой было только одно окно. Поэтому Свет не смог проследить, куда исчез таинственный ночной гость. Дом, во всяком случае, по-прежнему пребывал в тишине. Нигде не скрипнула дверь, никто не
