должно участвовать примерно триста танков. Я не верю своим ушам. Число триста показалось мне невероятным. Примерно столько каждодневно присутствовало с русской стороны – но чтобы столько было у нас, верилось с трудом. Я выражаю вслух свои сомнения и позволяю себе вольность поинтересоваться названиями дивизий и числом находящихся в них танков, поскольку у меня имеется точная информация о большинстве подразделений на моем участке фронта и их укомплектованности пригодными к службе танками. Накануне моего отъезда с фронта я разговаривал с генералом Унрайном, командовавшим 14-й танковой дивизией. Это было две недели назад. Генерал горько жаловался мне, что у него остался только один танк, да и тот невозможно использовать для боя, поскольку танк переоборудован для управления полетами, что было куда более ценно для генерала, чем наличие обычного танка, поскольку хорошее взаимодействие со «Штуками» позволяло нейтрализовать многие объекты, не пуская в ход танки. Таким образом, я точно знал силу 14-й танковой дивизии. Рейхсмаршал с трудом поверил мне, поскольку у него были совсем другие цифры для этой дивизии. Он сказал мне, наполовину серьезно, наполовину в шутку:
– Если бы я не знал вас, арестовал бы за подобные разговоры. Но вы сейчас все сами узнаете.
И он отправился к телефону, чтобы связаться с начальником Генерального штаба.
– Вы только что сообщили фюреру, что для операции «Х» выделено триста танков.
Телефон был громкий, я мог слышать ответ.
– Так точно.
– Я хочу знать названия всех дивизий, которые будут участвовать в операции, и наличие в них танков на текущий момент. У меня есть человек, который хорошо знает данный район.
– Кто это? – спросил начальник Генерального штаба.
– Один из моих людей, который должен знать об этом в силу своих обязанностей.
К несчастью для начальника Генерального штаба, он начал с 14-й танковой дивизии. Он назвал для нее цифру в шестьдесят танков. Геринг едва мог себя сдержать.
– Мой человек говорит, что 14-я имеет только один!
На другом конце провода наступила продолжительная тишина.
– Когда он покинул фронт?
– Четыре дня назад.
Снова тишина. Потом:
– Сорок танков сейчас на пути к фронту. Остальные в ремонтных мастерских, что находятся на линиях коммуникаций, но все они будут в подразделениях ко времени операции, так что цифры правильные.
Такие же ответы были и по остальным дивизиям. Рейхсмаршал в гневе бросил трубку на рычаги:
– Вот как обстоит дело! Фюреру дали совершенно неверную картину, основанную на неверных данных, а он удивляется, почему нет ожидаемых успехов. Сегодня благодаря вам это случайно удалось выяснить – но как часто мы строим наши надежды на подобных утопиях! Юго-восточная зона с ее сетью коммуникаций в настоящее время постоянно подвергается налетам вражеских бомбардировочных подразделений. Кто знает, сколько из этих сорока танков, к примеру, доберется до линии фронта? Кто может знать – будут ли в мастерских в наличии запасные части и успеют ли с ремонтом в указанный срок? Я должен немедленно доложить об этом фюреру.
Все это произносится в гневе. Затем наступает тишина.
Когда я лечу к фронту, то обдумываю, что только что слышал. Какой была цель этих ложных и вводящих в заблуждение докладов? Случайно это делается или нарочно? В любом случае это на руку врагу. Кто и какие круги ответственны за это?
Я решаю сделать остановку рядом с Белградом. Когда захожу на посадку на аэродроме в Землине, в воздухе появляется группа американских четырехмоторных бомбардировщиков. Выруливая, я вижу, что персонал аэродрома поспешно бежит прочь. К западу от взлетной полосы находятся холмы, в которых, по всей видимости, вырыты туннели в бомбоубежище. Самолеты прямо надо мной. Попал я в переделку. Я выскакиваю из самолета и стремглав бегу за остальными – настолько быстро, насколько позволяют меховые ботинки. Когда я добегаю до входа в туннель, на аэродроме взрываются первые бомбы, поднимая огромные столбы дыма. Трудно поверить, что после таких бомб что-нибудь уцелело. Через какое- то время тучи дыма начинают развеиваться, и я возвращаюсь обратно на аэродром. Тут разрушено почти все; позади обломков стоит мой верный «Ju-87», немного поврежденный осколками, но с совершенно целым двигателем и потому способный летать. Основные элементы системы управления также работают. Я рад, что могу лететь дальше, и ищу, где можно взлететь с аэродрома. Мой преданный раненый самолетик точно доставляет меня обратно в юго-восточную зону к моему полку в Хуси.
Во время моего отсутствия полку придано румынское звено самолетов «Ju-87». Экипажи состоят в основном из офицеров; у некоторых из них есть некоторый летный опыт, но мы скоро понимаем, что румынам лучше летать с нами только в составе больших подразделений. В противном случае возрастут потери. Румыны очень боятся истребителей, и до них не сразу доходит то, что если медленно лететь на самолете в составе большой группы, то вероятность быть сбитым мала. Штабные офицеры пересаживаются на «Fw-190». Наша 1-я эскадрилья временно отстраняется от операций для восьминедельного отдыха на тыловом аэродроме в Саксиш-Регене. Здесь наши ветераны снова учатся – на этот раз для полетов на самолете нового типа. Рано или поздно переучиться предстоит всем, поскольку производство «Ju-87» прекращается. Пока мы находимся в Хуси, я между вылетами на боевые задания упражняюсь в полетах на одном из штабных «Fw-190», поэтому причин отстранить меня от операций нет. Я завершаю свое обучение двумя вылетами к линии фронта на самолете нового типа. В нем я чувствую себя практически в полной безопасности.
Наступил июль. Наши вылеты становятся намного чаще, задуманная локальная наступательная операция в районе Ясс идет полным ходом. Не с тем числом танков, что было запланировано, и позднее первоначальной даты, но, тем не менее, с более свежими силами, чем те, с которыми мы имели дело раньше. Необходимо захватить плато между Прутом и Тыргу-Фрумосом. Эту местность легче удерживать, и захват ее лишит противника удобного трамплина для наступления. Вся линия фронта в этом секторе находится в движении, и мы достигаем успеха, отбрасывая Советы на солидное расстояние. Но несколько ключевых объектов продолжают оказывать упорное сопротивление. Русским везет, поскольку атаки, призванные захватить эти объекты, уже некому производить. Несколько наших штурмовых групп отозваны, как «пожарные бригады», на участки, где разгорелись упорные бои. Во время этого наступления я совершаю свой 2100-й боевой вылет. Мои цели мне уже знакомы: мост в Скуленах, который жизненно важен для снабжения едва удерживающих позиции Советов. Каждый раз, когда мы совершаем заходы на цели к северу от Ясс, поле боя закрыто густым дымом, и мы никогда не можем быть уверены, что не бросаем бомбы близко от наших передовых порядков. Каждый раз, когда я вижу этот густой дым, я смеюсь, представляя лица иванов, которые внизу смотрят на наше приближение. Не надо быть лингвистом, чтобы перевести одно повторяющееся слово: «штука-штука-штука». Но наши дни пребывания в Хуси заканчиваются.
После празднования дня рождения в моем винограднике в первой половине июля мы получаем приказ перелететь в Замосць в центральном секторе Восточного фронта. Здесь русские предпринимают новое широкомасштабное наступление.
Мы прибываем на новый аэродром, пролетев над Северными Карпатами, над Струем и обойдя стороной Львов. Замосць – это прелестный маленький город, от которого остается хорошее впечатление. Мы размещаемся в старых польских бараках на северной окраине города. Наш аэродром лежит довольно далеко от города и состоит из нескольких покрытых стерней полей. Посадочная полоса узкая; она однажды становится причиной одной прискорбной аварии. Во время своего самого первого приземления на этом аэродроме самолет унтер-офицера В. переворачивается и пилот получает довольно серьезные травмы. Унтер-офицер является одним из моих лучших снайперов в борьбе с танками, но теперь вернется он к нам не скоро. У нас снова бездна работы по уничтожению танков – особенно на линии фронта, который здесь не стабилизировался и постоянно меняется. Прорывы танков – вещь каждодневная. Мы еще держим Ковель, но Советы обходят его и готовятся к переправе через Буг. Проходит совсем немного времени, и клинья их наступления появляются северо-западнее Львова – в районе Рава-Русской и Томашева. На этой фазе боев мы еще раз перебазируемся, на этот раз в Милек, небольшой польский город в 100 километрах от Кракова. Цель советского наступления ясна – русские хотят выйти к Висле на широком фронте. Мы атакуем
