колонны и технику, переправляющиеся через Сан к северу от Перемышля. Приходится принимать во внимание все чаще появляющиеся американские истребители, сопровождающие подразделения четырехмоторных бомбардировщиков. Они поднимаются со своих баз в Средиземном море и, отбомбившись, приземляются на русской территории для заправки. Затем снова делают боевой вылет, после чего приземляются на своих базах. Однажды во время боевого вылета в район реки Сан я встретил подобное подразделение «мустангов». Их было около трехсот. У нас же было пятнадцать бомбардировщиков без истребительного прикрытия, мы находились в 30 километрах от Ярослава – нашей цели на сегодняшний день. Чтобы не подвергать риску эскадрилью, в которой были необлетанные экипажи, я приказал сбросить бомбы, чтобы самолеты получили возможность легче маневрировать. Я не сразу решился отдать этот приказ – раньше мы всегда выполняли поставленную задачу, даже в условиях подавляющего преимущества противника. Это был первый раз – до конца войны он остался и последним. Но в тот момент у меня не было выбора. Сделав это, я довел эскадрилью до аэродрома без потери и смог выполнить поставленную нам задачу на следующий день при более благоприятных обстоятельствах. Мои действия оправдало услышанное вечером известие, что соседнее подразделение понесло тяжелые потери от этого огромного подразделения «мустангов». Несколькими днями позже в середине дня во время заправки нас неожиданно атаковало американское подразделение. Противовоздушная оборона нашего аэродрома была слабой, к тому же застигнутые врасплох зенитчики не сразу открыли огонь. Тем не менее американцам зенитный огонь пришелся не по душе, а поскольку в их программу не входило остаться на вражеской территории, они улетели в поисках легкой добычи, не причинив нам никакого вреда.
Телефонный звонок из штаба люфтваффе сообщает: в первый раз за войну русские ступили на немецкую территорию. Они двигаются вперед в Восточной Пруссии из района Волковыска в направлении Гумбиннен – Инстенбург.[5] Я хочу немедленно лететь в Восточную Пруссию; вскоре приходит приказ о переводе, и на следующий день я уже в Инстенбурге со всем своим летным персоналом. В мирной атмосфере Восточной Пруссии невозможно верить в то, что война подошла столь близко, что вылеты с бомбами и противотанковыми пушками придется осуществлять из этого тихого места. Население Инстенбурга еще не осознало всю серьезность нависшей опасности. На аэродроме до сих пор множество лишнего, что мешает развернуть наши действия в полной мере. И потому мы перебазируемся в Лётцен в районе Мазурских болот, где аэродром совсем мал, но где мы одни.
В этой прелестной местности Восточной Пруссии лето в самом разгаре. Неужели эта земля станет полем боя? Именно здесь мы понимаем, что боремся за наши дома и за нашу свободу. Сколько немецкой крови было пролито напрасно! Это не должно снова повториться! Именно эти мысли занимают нас, когда мы летим к нашей цели – к северу от Мемеля или Шяуляя, на Сувалки или на Августово. И на пути обратно нас мучают те же мысли. Мы снова там, где начинали войну в 1941-м; именно отсюда началось вторжение на восток. Приобретет ли этот монумент в Танненберге[6] еще более величественное значение? На самолетах нашей эскадрильи изображена эмблема немецкой кавалерии – никогда раньше эта эмблема не значила для нас столь много.
Вокруг Волковыска идут упорные бои; город переходит из рук в руки. Здесь обороняются небольшие немецкие танковые силы, которые мы поддерживаем от восхода до заката. Они несколько дней отражают непрерывные атаки русских. Несколько русских «Т-34» прячутся в высоком кукурузном поле. Мы поджигаем поле зажигательными снарядами. Когда танк больше ничто не скрывает, мы устраиваем охоту на них. Лето жаркое; поскольку мы живем довольно близко к воде, то часто купаемся во время получасовых перерывов между вылетами. Это настоящее наслаждение. Эффект нашей непрерывной работы ощутим: русское наступление заметно ослабевает. Контратаки становятся все более частыми, это позволяет в некоторой степени стабилизировать фронт. Но когда бои затихают на одном участке, это говорит, что они вспыхивают на другом. Советы движутся к Литве, стремясь отрезать наши армии в Эстонии и Латвии. А это означает, что нам всегда есть работа в воздухе. Советы сравнительно хорошо знают о силе нашей обороны как на земле, так и в воздухе.
После одного нашего вылета лейтенант Фикель снова считает, что у него прибавился еще один день рождения. Мы переходим в атаку на красных, и они снова проделывают старый трюк, переходя на нашу длину волны. Лично я не могу разобрать, что они болтают, но, по всей видимости, речь идет о нас, поскольку я узнаю слово «Штука». Мой коллега, знающий язык, а потом и солдат с наземной станции прослушивания, где имеется переводчик, впоследствии пересказывают мне всю историю. Вот что приблизительно произошло.
– «Штуки» приближаются с запада. Вызываю всех «красных соколов». Вы должны немедленно атаковать «Штуки». Их примерно двадцать. Впереди одиночная «Штука» с двумя длинными полосками – это определенно эскадрилья майора Руделя, того, кто подбивает наши танки. Вызываю всех «красных соколов». Вы должны сбить эту «Штуку» с длинными полосками.
Лейтенант Марквардт делает мне примерный перевод, когда мы находимся в воздухе. Фикель говорит со смехом:
– Если они собираются подбить ведущего, тогда их собьет ведомый.
Фикель обычно летает как мой ведомый и говорит то, что знает из опыта.
Впереди нас и ниже движутся иваны с машинами, артиллерией и прочим по идущей среди редких деревьев дороге. Начинает свое представление противовоздушная артиллерия. Появляются «красные соколы», нас атакуют «аэрокобры». Я отдаю приказ атаковать. Часть нашего подразделения пикирует на грузовики, часть на противовоздушные батареи. Все самолеты энергично маневрируют. Пилоты истребителей думают, что настало их время показать себя. Облака разрывов от зенитных снарядов вспыхивают совсем недалеко от нашего самолета. Перед самым уходом в пикирование лейтенант Фикель получает прямое попадание в крыло. Он поспешно сбрасывает бомбы и улетает в направлении на аэродром. Его самолет горит. Сбросив бомбы, мы выходим из пикирования. Я набираю высоту, чтобы посмотреть, куда Фикель направился. Он приземляется на очень неудобную для посадки землю, полную ям, канав, пней и прочих препятствий. Самолет проскакивает через две ямы, как резвый козлик, – удивительно, что он не перевернулся. Пилот и бортстрелок выбираются из самолета. Положение скверное – кавалерия, за которой следуют танки, направляется к самолету из леса, с явной целью захватить экипаж. А сверху меня яростно атакуют «аэрокобры». Я говорю по радио:
– Кто-нибудь должен немедленно приземлиться. Вы знаете, что мне это больше не разрешено.
У меня ужасное чувство: мне ясно запретили приземляться, и в таких обстоятельствах совершать посадку – явно нарушать приказ. Мы все еще кружим над сбитым самолетом. Фикель и Барч внизу наверняка считают, что в такой ситуации никто им не поможет. Советы постепенно приближаются, но ни один самолет до сих пор не опустился. Все внимание экипажей поглощено тем, как увернуться от истребителей. Решение приземлиться самому принять трудно, но я понимаю, что, если не сделаю этого, мои товарищи погибнут. Наилучшие шансы спасти их у меня. Неподчинение приказу, конечно, непростительно, но желание спасти моих товарищей сильнее, чем чувство долга. Я забыл обо всем, о последствиях, о том, что может произойти. Я должен вызволить их. Я отдаю приказ:
– Седьмое звено – вы должны атаковать кавалерию и пехоту с низкой высоты. Восьмое звено – вы должны построиться в круг на средней высоте, чтобы прикрыть Фикеля и меня. Девятое звено – вы должны остаться вверху и отвлечь истребители. Если истребители начнут пикировать, тогда девятое звено должно атаковать их сверху.
Я лечу очень низко над землей, чтобы выбрать место, на котором при доле везения можно совершить посадку. Медленно я увеличиваю газ, но впереди яма, и я снова уменьшаю газ. Следует ужасный удар, на какое-то мгновение хвост самолета поднимается к небу, и вот «Ju-87» останавливается. Фикель и Барч бегут спасать свою жизнь. Они быстро оказываются в кабине. Пули иванов летят так далеко, что на них можно не обращать внимания. Я снова даю газ в большом волнении, смогу ли я взлететь? Поднимется ли самолет в воздух раньше, чем в него попадет пуля или какое-нибудь препятствие превратит его в обломки? Впереди яма! Я тяну ручку на себя, самолет перелетает через яму и чуть стукает колесами о землю. Но остается в воздухе. Медленно напряжение исчезает. Эскадрилья строится в боевой порядок, и мы летим домой без потерь.
«Бродячий цирк Руделя» разместился на убранном поле около от городка Венден, неподалеку от латвийско-эстонской границы. Фельдмаршал Шернер приложил все силы, чтобы заполучить мою эскадрилью, и потому мы сейчас находимся на Курляндском фронте. Едва мы устроились на кукурузном
