расстраиваться.
Он повторял это себе снова и снова. Но в притихшей гостиной были только он и темный, выключенный музыкальный автомат, а на свете нет более выразительного символа одиночества, чем потухший и немой музыкальный автомат – люди все ушли, ушли и унесли с собой серебряные монетки, – и Пруит столько раз призывал себя не психовать, что сбивался со счета и волей-неволей начинал все сначала.
Но вот наконец в коридоре раздался низкий сдержанный голос Лорен, и он поспешно вскочил на ноги. Чересчур поспешно, сердито подумал он, хочешь, чтобы она догадалась, как ты психуешь?
Но он не стал садиться в кресло. В холле Лорен тепло прощалась с любителем серфинга из Форта де- Русси. Пруиту показалось, что она тратит на него слишком много времени, гораздо больше, чем нужно, и что прощается слишком тепло, гораздо теплее, чем с обычным клиентом. Может, она это нарочно, подумал он, чтобы поставить его на место? Но даже если так, ему наплевать. Когда Лорен, улыбаясь, вошла в гостиную, он стоял у кресла и никак не мог прикурить сигарету. Он увидел, что она улыбается, и у него отлегло от сердца.
– Ты ужасно себя вел, – укорила она его. – Что это еще за номера?
– Я знаю, – сказал он. – Я не хотел.
– И тебе не стыдно?
– Стыдно.
– У тебя-то хоть деньги есть. Билл, бедняга, мечтал остаться на всю ночь, но у него денег нет. Мне даже кажется, эти три доллара у него последние. Теперь до самого Ваикики будет пешком топать.
– Бедолага, – сказал он. – Я ему сочувствую. Ты меня извини, скотина я. – Он подумал, что еще днем у него самого не было ни гроша и он вкалывал в кухонном наряде. Теперь все это кажется таким далеким, будто и не с ним было, а с кем-то другим. Может, даже с бедолагой Биллом.
– Перед тем как ты к нам подсел, Вилл с отчаяния попросил меня одолжить ему до получки пятнадцать долларов, – грустно сказала Лорен. – А ты еще начал его подкалывать.
– Я ревновал.
– Ревновал? – Она безмятежно улыбнулась. – Меня? Проститутку? Не льсти мне. И вообще тебе должно быть стыдно.
– Мне стыдно. Я уже сказал. Но я все равно ревную.
– Не имеешь права.
– Знаю. И все равно ревную.
– Бедный Билл даже предлагал мне проценты – пять долларов. И обещал бесплатно научить серфингу. Сказал, что свою доску даст, не надо будет брать напрокат.
– Вот обнаглел! Это ж какую надо иметь наглость!
Лорен грустно улыбнулась:
– А мне все равно было его жалко. Особенно когда ты начал над ним издеваться.
– Чего же ты не одолжила ему?
– Ты тут ни при чем, не думай. Как я могла ему одолжить? Я торгую собой не потому, что мне это нравится, я деньги зарабатываю. А бизнес есть бизнес. В нашем деле в долг не отпускают, легко прогореть. Мало ли кого мне жалко или кто мне нравится. У меня не бакалейная лавка, не могу же я всем открывать кредит. Потому и не одолжила. И чувствовала себя при этом последней дрянью. А ты только подбавил.
– Понимаю. Но какой же он наглый, если мог о таком попросить! Я эту породу знаю: все-то они умеют, все попробовали – и тебе серфинг, и альпинизм, и самолеты, и подводный спорт. О чем разговор ни зайдет, во всем разбираются. И наглые, как танк. А на самом деле ни черта не умеют. Я таких много видел.
– Насчет серфинга он не врет. Я видела на Ванкики, как он катается. У него правда хорошо выходит. Он все деньги тратит на серфинг, подводную охоту и взносы в Морской клуб. Всегда в долгах на три месяца вперед. Я еще и поэтому не могла ему одолжить.
Разговор о спортивных подвигах Билла надоел ему.
– Сандра просила передать, что они пошли в коридор над лестницей. Она сказала, ты знаешь куда. Анджело протащил бутылку, мы хотим ее вместе выпить.
Лорен пристально посмотрела на него холодными и очень ясными глазами.
– Хорошо. Я знаю, где это. Пойдем.
– Подожди. Ты на меня еще злишься?
– Нет. Не злюсь.
– А по-моему, злишься. Я тебя потому и спрашиваю. Если злишься, давай лучше все отменим.
Она снова посмотрела на него, так же пристально, потом улыбнулась:
– Забавный ты. Я не злюсь. Сначала злилась, а теперь нет.
– Я не хотел тебя злить. Мне важно знать, что ты не обиделась.
Говорить такие слова трудно: невольно чувствуешь себя дураком и боишься, что тебе не поверят. Ведь очень многие, наверно, произносят эти слова с легкостью, не вкладывая в них никакого смысла.
– Льстец, – кокетливо сказала Лорен. Он не подозревал, что она может кокетничать, и был поражен.
Она взяла его за руку и весело, кокетливо повела за собой из гостиной в прихожую, а оттуда во второй коридор над внешней лестницей, куда выходили двери целой шеренги крохотных спален. Смущенный ее
