Нина ревниво следила за его действиями, довольная, что именно она добыла эту находку.
— А ты становись рядом. Перевожу тебя из резерва на первый фланг.
Через несколько минут они стояли у небольшого флигелька, где взад и вперед ходил матрос с винтовкой. У входа на дощечке было написано крупными буквами: «Бюро пропусков».
Володя подошел к часовому и протянул ему бумажку. Тот прочел, улыбнулся и, просунув руку в окошечко, нажал там кнопку. Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, и вышел плотный матрос с большими черными усами. Оглядев ребят, добродушно спросил:
— Кто из вас Жуков?
Володя молча подошел к матросу и снял с плеча ленту.
— Сколько вас? — пробасил матрос, внимательно разглядывая находку.
— Всего пять, — четко отрапортовал мальчик.
— Пошли за мной, ребята.
Они прошли в комнату, уставленную вдоль стен винтовками. Усатый моряк подвел их к столу, на котором чинно стояли вычищенные до блеска котелки.
— Так, значит, вас пятеро, — задумчиво уточнил он. Моряк при этом полез в тумбочку и долго копался там, шурша бумагой. Потом снял с пояса кинжал и ловко рубанул им по зажатому в кулаке кусочку сахара. Расколов на пять частей этот кусочек, он бережно раздал детям угощение. А Нине, кроме положенного ей кусочка, ссыпал в пригоршню крошки. Нина пересыпала эти крошки в махонькую ладошку Егорки.
— Спасибо, — тихо проговорила Нина. Вслед за ней каждый из мальчиков на разные голоса тоже сказал «Спасибо».
Пока ребята расправлялись с матросским угощеньем, моряк крутил ручку полевого телефона и кричал в трубку.
На его зов пришел Бородин. Володя сразу же узнал его, закричал:
— Дядя Сережа, здравствуйте!
— Привет, привет, боевые друзья, — заулыбался Бородин. — Все в сборе? А ну, показывайте свои трофеи.
Сергей Петрович растянул ленту с патронами во всю длину своих рук, положил ее на угол стола. К нему приблизился усатый матрос. Приглядевшись к патронам, он ловко выдернул один из гнезда.
— Не иначе, товарищ начальник, как заело вот в этом самом месте.
— Молодцы, ребята! — с восхищением объявил Бородин, обернувшись к детям. — Кто это придумал?
— Володя-а! — хором протянули дети. Егорка, самый маленький, с кудрявой головой, уточнил:
— А ленту мы с Нинкой нашли.
Бородин взял малыша под мышки и несколько раз поднял чуть ли не к потолку. Затем стал звонить: «Уком? Юрий Ильич? Узнаешь? Тут у нас заводские ребятишки в гостях. Да, да, ребятишки, будущие комсомольцы. Военную инициативу проявили — собирают гильзы. Для чего? Для переплавки на металл, а потом и на звездочки к сеялкам и плугам. Вот так. А что если поднимем на это дело всех коммунистов и комсомольцев города, вытряхнем все, что имеем, медное. Колокола? Нет, без колоколов пока обойдемся. Созывай бюро. Моя информация».
Бородин положил трубку и, как-то болезненно улыбнувшись, оглядел малышей.
— Товарищ Китик, — позвал он стоявшего рядом матроса.
Китик подтянулся, готовясь слушать.
— Тебе не кажется, что мы плохо гостей встречаем?
— Кажется, товарищ начальник. Давно кажется!
— Что там у нас на обед сегодня?
— Перловая каша, — бодро ответил матрос.
— Неплохо. А на второе?
— Цикорий.
— По пять порций того и другого сюда, — распорядился Бородин. И вдруг спросил серьезно: — Сколько будет: пять помножить на два?
— Десять, — так же серьезно ответил Володя.
— Десять! Десять! — закричали дети с восторгом.
Давно ребята не ели такого сытного обеда. Хотя каша была без сала, но зато хорошо посолена, да и принесли ее из настоящего солдатского котла. Цикорий тоже пили с настоящим сахаром.
Вечером утомленные, но счастливые ребята вошли в дом Володиного отца. Илья Митрофанович ахнул от удивления: пять новых красноармейских котелков были наполнены гильзами.
— На склад залезли?! — возмущенно спросил Илья Митрофанович, хватаясь за ремень.
Разузнав все обстоятельно, Илья Митрофанович так разволновался, что стал отирать рукавом повлажневшие глаза. В свою очередь он рассказал детям о том, как сегодня рабочие принесли в мастерские: кто чайник, кто самовар, как выплавляли из этой меди детали к сельхозинвентарю.
— И наш самовар в общую печь пошел, и медный чайник старика Егорыча — все там, ребята. Завтра и ваши гильзы пойдут в дело... Повезем в деревню на хлеб менять.
СМЕРТЬ ВОСЕМНАДЦАТИ
В памяти крестьян Большой Александровки этот день останется навсегда. Спозаранку понаехали представители уездной власти. Они развесили по селу плакаты: «Нуждающемуся крестьянину — сельхозинвентарь, голодному рабочему — хлеб!», «Ни одной незасеянной десятины!». Потом разошлись по ближним хатам погреться.
Первыми возле плакатов оказались мальчишки. Они по буквам читали лозунги и, громко выкрикивая новые для них слова, бегали по улице.
Весть о привезенных плугах, боронах, сеялках и бочке колесной мази быстро облетела село. Вскоре к подводам стали степенно подходить крестьяне. Они по-хозяйски осматривали, ощупывали «товар» и приценивались к нему, покачивая головами, рассуждая вполголоса. Потом неторопливо уходили домой за зерном.
К исходу дня обмен привезенного сельхозинвентаря закончился. В навал лежали десятка четыре мешков зерна. Бедняку Изоту Костенко, к величайшей зависти односельчан, городские гости почти даром отдали новенький плуг — за полтора мешка кукурузы.
Счетовод рабочего кооператива Ивлев подводил итог товарообмена.
Остался неотоваренным лишь трехлемешный плуг. На него мужики глядели, как на диковинную машину.
— Что же, берем? — спросил один гладко выбритый мужчина в буденовке. — Расход пополам.
Слова эти были обращены к бородатому толстяку, перетянутому женским поясом. Толстяк, не спеша, процедил:
— И хочется, и колется... Цена — ух!..
— Цены кооперативные, — не отрываясь от своих дел, заметил счетовод Ивлев. — Десять пудов пшеницы — и плуг можете пускать в борозду...
— Ну ладно, — хлопнул в ладоши буденновец. — Поддержи, Юхим!
Не прошло и десяти минут, как на весах оказались мешки с зерном, будто стояли приготовленные за углом. Плуг торжественно выкатили на середину улицы: пусть все знают, какую штуковину облюбовали себе Юхим с Федором Стаднюком.
К Ивлеву подошел человек в затасканном полушубке и кожаной кепке с длинным козырьком. Его изборожденное глубокими морщинами лицо расплылось в улыбку.
— Я из комбеда... Серобаба Пилип... За полевого ездил с утра. Расторговались? Вот это хорошо, настоящая смычка!
— Хорошо, да не дюже, — проворчал счетовод, недовольно ткнув пальцем в раскрытую книгу. —
