Сам атаман Иванов был в это время в другом селе. Он развалился на лавке под образами, рассматривая военную карту района и, казалось, не слушал приехавших мужиков. Первая разведка уже донесла ему в мельчайших подробностях: сколько прибыло из города людей в Большую Александровку, какое у них оружие, где расквартированы. И сейчас, уточняя в деталях план задуманной операции, он тщательно взвешивал каждый шаг.
Иванов самодовольно улыбнулся: две недели неотступной слежки за секретарем укома, наконец, завершаются успехом. На рассвете и этот будет в его руках?
Вдруг Иванов вскочил, будто ужаленный:
— Тягнырядно!
Широкоплечий мужик, преданно глядя в лицо Иванова, поднялся с лавки.
— Цыганку помнишь? Найти ее, надо, сучью дочь, живую или мертвую. Бери лошадей, бричку и — в Херсон! Адреса старые, документы и деньги получишь у епископа. Слышишь, цыганка может нам напакостить... У-у, стерва! — потряс он над головой Тягнырядно плеткой.
Олекса Вакуленко, наконец, закрыл собрание. Пели петухи, но люди не спешили расходиться.
— Ночевать ко мне пойдем, — несмело, но настойчиво заявил дед Егор, бочком подходя к приезжим. — Бабка уже, небось, взбодрила самоваришко...
Над селом нависла черная беззвездная ночь. Ее торжественную тишину нарушали лишь шаги вышедших из школьного здания людей.
Варич тронул Вакуленко за рукав, вопросительно кивнув на деда.
— У него просторно, — отозвался Вакуленко, — только про охрану забывать нельзя...
— В охрану выделили надежных ребят: Шелковникова и Бушанского.
— Прежде всего надо укрепить посты у амбара с хлебом. На случай бандитского налета, — уточнил Варич и зашагал рядом с дедом Егором. К ним присоединился крестьянин в рваной шинели, гремя двумя «георгиями».
Предчувствие подсказывало Вакуленко, что бандиты следят за селом. «Неровен час: сколько хлеба пропадет, если сплоховать в эту ночь», — думал он.
Остаток ночи Вакуленко решил бодрствовать. Проверил посты у амбара и зашел в Совет позвонить своему соседу по району, Ивану Чигрину — секретарю Березнеговатского райкома партии. Там была расквартирована воинская часть.
Но телефон упорно молчал. Вакуленко выглянул в окно: по-прежнему чернела ночь, откуда-то доносился сонный лай собак. Он машинально движением руки потрогал карман, где лежал револьвер.
Уходя из сельсовета, Вакуленко строго приказал двум явившимся на дежурство комсомольцам дозвониться в Березнеговатое и, как только ответят, разыскать его у деда Егора.
«Чуть было не забыл, — мысленно укорил себя Вакуленко. — Сыну игрушку надо раздобыть, завтра ему ровно год. Папкой уже кличет...»
И так ему захотелось именно сейчас поиграть с мальчонкой, одеть на его черные кудряшки свою буденовку с большой матерчатой звездой! И жене сказать доброе слово — исстрадалась она, поджидая его после полуночи.
Где-то на другом конце села успокоительно пропел петух.
Вдруг неистово залаяли собаки, послышался конский топот. Вакуленко успел только отойти за плетень и взвести курок. Мимо него пронеслись десяток всадников и две тачанки. Еще одна группа бандитов, звеня бубенцами, ворвалась в село с другого конца. Первые выстрелы раздались у амбара — это отбивались часовые.
— Уничтожить смогу только шесть, — с тоской подумал Вакуленко, — а их больше двух десятков.
У амбара застрочила пулеметная очередь. Вакуленко кинулся вперед, на выстрелы. Потом повернул к хате деда Егора: надо спасать Варича. Он пересек огороды, выскочил к переулку, куда поскакали всадники. Еще один поворот — и впереди показалась хата деда Егора. Вакуленко обошел скирду соломы, вышел на соседний огород. Чей-то властный голос невдалеке подавал команду:
— Оцепить дом. Взять живьем!..
— Только бы успеть, — подумал Вакуленко, перепрыгивая через плетень. Он кинулся к ставням, забарабанил рукояткой нагана по оконной раме.
— Дед Егор, это я! Открывай швыдче, беда...
Заскрипел дверной засов, дед впустил Вакуленко.
В это время к хате уже приближались налетчики, и тот же знакомый голос повторил устрашающие слова:
— Оцепить. Не стрелять!
Дед Егор подставил лестницу к потолочной дыре:
— Лезь, секретарь, на чердак, а оттуда сигай в огороды.
— Рядом каменоломня, а я задержу бандитов, — добавил Вакуленко.
Но секретарь укома заявил решительно.
— Одного не оставлю. Вместе будем отбиваться.
В это мгновенье раздался треск, и дверь, сорванная с петель, повалилась на Вакуленко. Варич несколько раз подряд выстрелил в кучу бандитов, осатанело ринувшихся внутрь избы. Кто-то замахнулся над его головой шашкой, но вошедший человек в черной бекеше гневно зыкнул:
— Отставить!
Сабля повисла в воздухе.
Лежавшему рядом с убитыми бандитами, Вакуленко удалось высвободить из-под двери руку и выстрелить в атамана снизу. Но Вакуленко промазал. У него тут же вырвали наган.
Двое бросились на Вакуленко, вытащили его из-под двери и поставили перед атаманом.
Тот с минуту разглядывал пленника в упор, удивленно вскинув лохматые брови.
— Старший унтер-офицер Вакуленко?! Вы подняли руку на своего бывшего командира? Как это понимать?
— Моя рука — это рука народа. Она все равно раздавит вас, ваше благородие.
Атаман приказал гнать всех продотрядчиков к амбару. Вскоре туда были доставлены Вакуленко, Варич, счетовод Ивлев и остальные...
Атаман подошел к Варичу.
— Вы помните наш последний разговор под рождество? Святой церкви нужен был электрический свет, а вы соизволили пошутить: «Да не обидится господь, ежели хвалу ему воздадут при свете лампады».
— Плохи ваши дела, видно, отец Николай, — отчетливо проговорил Варич, облизывая запекшиеся губы, — если пришлось сменить крест проповедника на кинжал бандита.
— Господь обиделся! — выкрикнул атаман. — И приказал мне отправить вас в лоно Авраама.
Бандиты захохотали.
— Впрочем, ты, Варич, напомнил мне о моем священном сане, и я не стану пачкать руки в крови. Все же вы дали свет церкви...
— Не по своей воле, — вспомнил Варич.
Атаман присел на мешок с зерном и распорядился:
— Развяжите унтер-офицера Вакуленко.
Когда тому развязали руки, атаман сказал, хмурясь:
— Ты хорошим солдатом был, Вакуленко. Вместе против немцев воевали. Поэтому я дарую тебе жизнь. Но ты должен доказать, что способен выполнить присягу, которую давал царю и отечеству.
— Так точно! — выкрикнул Вакуленко, прищелкнув каблуками истоптанных сапог, глядя, как атаман снимает с пояса финку. Атаман кинул финку Вакуленко со словами:
— Убей Варича. Он христопродавец.
Вакуленко медленно нагнулся за финкой, замерев в полусогнутой позе. Потом вдруг распрямился и, как птица, метнулся с занесенной финкой к Иванову. Атаман, видимо, готов был к такой атаке. Он внезапно опрокинулся с мешка навзничь, ударив носком сапога в подбородок Вакуленко, на которого тут же насело несколько человек.
