там любитель, но нам повезло. Короче, отыскать его удалось за несколько часов.
— И что он сказал?
— Ничего. Парням было приказано отыскать фотографа. Остальное должны сделать мы с тобой.
— Значит, он еще ни о чем не догадывается?
— Нет.
Одновременно с разочарованием Гашпарац ощутил нетерпение. Он надеялся, что встреча в ателье многое разъяснит. Шли молча. Постепенно у Гашпараца родилось опасение: если Штрекар не сбавит темп, вскоре они побегут. Поэтому он заговорил, и, действительно, маневр удался. Штрекар замедлил шаги.
Адвокат передал ему свой разговор с машинисткой «Металлимпэкс». Он старался не пропустить ни одной детали, информируя Штрекара и тем самым демонстрируя свои успехи в постижении следовательского ремесла. И правда, когда адвокат закончил, инспектор похвалил:
— Здорово ты все это провернул. Но…
— Что «но»? — Гашпарац был готов к возражениям и придиркам.
— Но теперь, выходит, надо разыскать и этого парня. — Итак, инспектор не возражал и не придирался — всего-навсего возникли новые обстоятельства. — Вот видишь, как все переплетено и взаимосвязано. Что я тебе говорил?
Отсутствие у инспектора замечаний ободрило Гашпараца. Поэтому он отважился поделиться с ним своими соображениями, возникшими у него по пути из «Металлимпэкс». Инспектор выслушал, не перебивая, и лишь одобрительно кивал головой. В конце сказал:
— Все весьма убедительно, хотя, вероятно, есть и еще кое-что. Обо всем мы сможем узнать от него лично.
— Если удастся его разыскать.
— Да. Не исключено, именно здесь разгадка дела. Если он для нас еще досягаем.
Адвокат молчал, шагая рядом с помрачневшим инспектором. Потом проговорил:
— Ты был прав: человек никогда не в состоянии предполагать… Может, Белая Роза прятала фотографию именно от этого человека.
— Вполне, вполне вероятно.
— Может, фотография его компрометировала?
Штрекар ухмыльнулся:
— Или он собирался фотографией скомпрометировать Ружу. Или еще кого-нибудь, кого она хотела защитить. Или кто знает, что еще. Голой теорией до сути не доберешься, дорогой мой. Надо копать и копать. Чистая эмпирия, и ничего больше. Ты, поди-ка, все представлял иначе? А? — Штрекар казался угрюмым и раздраженным, хотя не исключено, что он просто устал, задохнувшись от бешеного темпа ходьбы. Наконец он изрек: — Вот мы и пришли.
Фотография была крохотная, в той части Влашской улицы, которая ближе к Драшковичевой. Она располагалась в приземистом полуразрушенном доме, где тем не менее еще держали свои мастерские восковщик и портной, а судя по вывескам, во дворе находились мастерские жестянщика, сапожника, белошвейки и механика. В витрине были выставлены фотографии для удостоверений и паспортов, и снизу крупными буквами сообщалось: изготовляем за один час. Немало было снимков детей — голеньких, лежащих на животе, солдат, нарумяненных и обряженных в зеленую, травянистого цвета форму, несколько фотографий молодоженов, улыбающихся прямо в камеру, стоя рука в руке, с розмарином на груди.
Они вошли. Хозяин находился за конторкой. У него были черные лоснящиеся волосы и тонкие усики; в жилете, надетом на пеструю рубаху, он напоминал мексиканца из американского боевика. Очки казались лишними и дисгармонировали со всем его обликом.
Штрекар представился и объяснил причину визита.
— Я ждал вас, — ответил фотограф. — Ваш коллега сегодня утром, правда, мне ничего не сказал, но я сразу понял — милицию интересует не только, действительно ли я делал эту фотографию, а, наверно, еще кое-что. Будьте любезны, спрашивайте, я к вашим услугам.
Говорил он напевно и услужливо и напоминал скорее ярмарочного попрошайку.
— Не можете ли вы припомнить обстоятельства, при которых была сделана эта фотография? — спросил Штрекар, извлекая из кармана одну из копий полученного снимка.
— Помню, хотя совершенно случайно.
— Случайно?
— Видите ли, в городе обычно фотографирует кто-либо из моих помощников. Их у меня двое. В тот день я по своим делам оказался в аэропорту и, воспользовавшись этим, сделал несколько снимков сам. Я редко выхожу, замучил ишиас. Поэтому подобные случаи хорошо помню. К тому же они были моими первыми клиентами.
— Кто они?
— Их было двое: девушка и молодой человек. Стояли у самого стекла и разговаривали. Я спросил, не желают ли они сфотографироваться, и парень начал уговаривать девушку.
— Она сразу согласилась?
— Нет. Сначала отказывалась, это обычное явление. Сказала, что-де, чушь ему взбрела в голову, в общем что-то в этом роде, и зачем, мол, ей. Но он настаивал.
— А как вам показалось почему?
— Я думаю, он фасонил перед ней.
— Из чего вы это заключили?
— Да так мне показалось. К тому же он уплатил сполна, хотя мы в таких случаях берем только аванс — половину суммы. Думаю, он хотел произвести на нее впечатление.
— И она согласилась. А не было у них намерения сняться вдвоем?
— Нет! Речь шла о ней одной. Он говорил, это, мол, на память, только я не понял: на память ей или ему. Я даже решил, что они расстаются, один другого провожает, поэтому он и предлагает сняться на память.
— Ну, и они расстались?
— Этого я не знаю. Я встретил своего приятеля, таксиста, он ехал в город и пообещал подкинуть меня до дома.
— Кто выбирал место для фотографии?
— Я. По сути дела, все получилось случайно, само по себе. Мы стояли рядом, она шага на два-три отошла к стеклу, и я ее снял.
— И при этом ничего особенного не произошло?
— Ничего.
— Припомните хорошенько.
Лицо фотографа приняло театрально-сосредоточенное выражение. Сейчас он еще больше напоминал ярмарочного плута.
— По правде говоря, кое-что было, — сказал он. — Они вроде бы поссорились.
— В связи с чем?
— Девушка просила его отойти, чтобы он не попал в кадр, а парень, видно, хотел показать, что хорошо разбирается в фотографии, говорил, его, мол, видно не будет, он сам знает, где встать. Они продолжали спорить, а я их и снял. Она спросила меня, выйдет ли он на фотографии. Что было делать? Я сказал: не выйдет, если уж ей так хотелось. Знаете, у меня был свой интерес.
К удивлению Гашпараца, Штрекар не поинтересовался у фотографа, который из мужчин на снимке был его клиентом. Ему, казалось, было достаточно того, что он услышал. Дальше инспектор повел расспросы совсем в другом направлении.
— А кто пришел за снимком?
— Она.
— Одна?
— Да.
— Сколько же вы сделали карточек?
— Одну.
— А почему одну?
