тигра.
— К черту Морковку… Мне гораздо важнее знать, что твой альфа-самец — я.
А по какой другой причине я перла бы тяжеленную шкуру невесть откуда?
2. Я понимаю, что телефонный звонок может испортить жизнь.
Открыв холодильник, я в очередной раз убедилась, что не зря предпочла Гр-р всем остальным особям мужского пола, — мой альфа-самец самостоятельно забил холодильник продуктами под крышу. Пока я возилась на кухне, Гр-р с Морковкой на плече рассказывал конторские новости, старательно обходя Шпинделевскую тему. Потом Громов ел, а я смотрела на залегшие у него под глазами тени и думала, как он устал, пока носился с моей мансардой. Но что-то еще пряталось за его усталостью.
Я могла бы нажать на свою синюю кнопку и узнать, что скрывает от меня Гр-р, но я решила, что буду с ним на равных, никакой паранормальщины — простая баба.
— Гриша, ты в контору сегодня идешь?
— Если только что-то экстренное — ребят я предупредил, выспаться хочу, день завтра тяжелый будет…
По-моему, Громов заснул еще до того, как рухнул на диван. Я отодвинула его к стенке и прилегла рядом с ним — еще успею разобрать вещи и включить стиральную машину, пусть спит мужик.
В пять зазвонил телефон. Я сняла трубку.
— Громова позовите…
Ну, нормально… Голос Сони я узнала сразу, а тон мне не понравился — кто она такая, чтобы приказывать…
— Пожалуйста… — не в смысле 'пожалуйста, получите Громова', а в смысле — надо сказать 'Громова позовите, ПОЖАЛУЙСТА'. Соня не поняла.
— Ну что, где Громов?
— Возможно, я и дам Григорию Романовичу трубку, если вы скажете, как положено: 'Здравствуйте, будьте добры, пригласите к телефону Громова, ПОЖАЛУЙСТА, если вас не затруднит'…
— Еще чего… — и Соня бросила трубку.
Через десять минут телефон зазвонил снова. Гр-р уже проснулся и подошел к телефону. Я демонстративно протопала по лестнице в мансарду — оттуда не слышно. Знать подробности их беседы я не хотела, достаточно и того, что она искала Громова у меня. Номер ей мог дать и Шпиндель, и кто-нибудь из конторы, и даже сам Громов. Я ревнивая идиотка… Моя жизнь станет адом, если я буду обращать внимание на всех баб, оказывающихся рядом с Гр-р… Сто пудов, Громов сейчас поднимется ко мне наверх и скажет: 'Нина, это не то, что ты подумала', — все мужики так говорят… Когда я застукала своего мужа с какой-то косматой лилипуткой в нашей супружеской постели, он не нашел ничего лучшего, как произнести эту волшебную фразу. Двое голых — и даже не под одеялом… Интересно, что это значит, если не то, что я подумала? От мысли, что Громов — как все, стало совсем противно…
— Нина, это не то, что ты подумала…
Ну вот, что я говорила!
— А что я подумала?
И зачем только я это сказала — классическое начало сцены ревности, переходящей в гранд-скандал. И не дав Громову раскрыть рта — иначе бы пошло-поехало! — я принялась рассказывать ему, что беспокоюсь, как доедет до Энска Перепетуя: ящик-ящиком, но голова-то фарфоровая… Громов смотрел на меня так, будто я снова в стрингах поверх бермудов. Пришлось добавить подробности: как я искала подходящий ящик, как думала, чем его набить, как запаковывала куклу в газеты…
— Так это кукла?!
— А ты что подумал?
Гр-р не сказал, что он подумал. Он привлек меня к себе:
— Дурочка, думаешь, мне кто-то кроме тебя нужен?
Тем не менее, объяснять, зачем звонила Соня, он не стал. А то, что я дважды дурочка, я и без тебя, Громов, знаю. Как знаю и то, что, несмотря на обиду и подозрения, расстаться с тобой не могу.
Гр-р сел за рояль и сказал, что разучил специально для меня романс. Со дня исполнения 'Последней любви' я не слышала, чтобы Гр-р пел. Врет, конечно, что не знал 'Гори, гори, моя звезда', — это Громов-то, по утверждению Шпинделя, лучший исполнитель романсов в Энске? И не знает классики жанра? Я сделала вид, что поверила. И пока Громов пел, думала, что вообще-то я должна ощущать себя на седьмом небе от счастья: такой мужик — загляденье, а не мужик! — две недели разбивался в лепешку ради того, чтобы устроить мне колоссальный сюрприз с мансардой, пас мою кошку, смотался — опять же по собственной инициативе! — за продуктами, поет мне романсы и уверяет, что ему нужна только я. Но я чувствовала неистребимый привкус медной монеты. Я видела эту Соню обнаженной и хорошо представляла себе, что значит быть, как минимум, на десять лет ее старше — даже если она беспардонная хамка, халда и нахалка, все шансы на ее стороне. Меня так и подмывало пожелать Соне окосеть, стать рябой и кривобокой, отрастить хвост, горб или третью руку… Но это не решило бы проблему — Сонь вокруг столько, что мне придется придумывать им кары до скончания веков… Можно было бы надеть какие-нибудь виртуальные шоры на Громова, чтобы не смотрел ни на кого, — но я догадываюсь, что околдованный мужик станет чем- то вроде лунатика, — а мне нужен живой и здоровый Гр-р… Причем, не состоящий ни в каких параллельных связях — мне с избытком хватило бывшего мужа. Соня в прошлом — это понятно. Но Соня в настоящем…
Последние аккорды Громова потонули в звуках канонады — так мне показалось. Сначала палили где- то в отдалении, но через минуту обстреливали наш дом. С воплем 'Нас бомбят!' я бросилась искать спасение на груди Гр-р.
— Не-а, — сжимая меня в объятьях, покровительственно сказал Громов. — Это ледоход начался… Что-то рано в этом году, обычно в апреле, числа так пятнадцатого…
В окно ничего нельзя было разглядеть, и Гр-р предложил пойти на набережную. Я всю жизнь провела в стране, где рек-то было раз-два и обчелся, а уж о том, чтобы реки покрывались почти метровым льдом, и речи не было. Что такое настоящий ледоход, я даже представить себе не могла. Молча смотрели мы на ледяные плиты, взорванные водой. Они дыбились, сталкивались, дробились, грохоча, как самые настоящие орудия… Разговаривать в таком шуме было нельзя: кричи — не кричи, кроме громыханья льдин, ничего не слышно. Громов стоял в расстегнутой куртке, прижимая меня к себе, и я чувствовала щекой удары его сердца.
Хотя моя спальня и выходила окнами во двор, ледоход был слышен и там, не давая заснуть. Ко всему с Морковкой случился приступ кошачьего безумства, и она носилась по стенам, как красный метеор. Гр-р, который еще не приобрел достаточный опыт общения с кошками, наблюдал это явление впервые:
— Она же летает! Прыгнуть ТАК никакая кошка не может! Как вы это делаете?
Он уверен, что это я помогаю Морковке летать! Я не стала рассказывать Гр-р правду о полетах Морковки — то есть ее игр с домовым. Я узнала об этом только что, нажав на свою синюю кнопку. У меня завелся собственный домовой — это хорошо, значит, дом становится гнездом.
В конце концов Морковка спланировала Громову на живот, намереваясь провести там остаток ночи, но была мной изгнана — лапы прочь от моего альфа-самца! Я и без рыжих знаю, что мне делать с Гр-р…
ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ
1. Гр-р рассказывает свой сон, а я строю планы.
Утро началось для меня рано: раз у Громова тяжелый день — сам сказал, — надо проводить мужика по-человечески. Занимаясь завтраком, я старалась не греметь на кухне, по-моему, даже ложки не звякали, но Гр-р все равно проснулся.
