проявлениях, за исключением самой себя.
'Что я вижу - то происходит. А другое - это еще нужно посмотреть…' Рамир лежала посредине повозки, устремив вверх взгляд, в котором до сих пор читалась мольба, но обращенная уже не к людям - богам. Ее длинные волосы разлетелись локонами в разные стороны и, в свете лампы с огненной водой, казались окрашены в тот красный цвет, который дан лишь яркой утренней заре, полыхающей над городом.
Ни боль, ни смерть не смогли исказить черт ее лица, которое, лишившееся красок жизни, показалось Мати еще прекраснее.
Караванщица даже подумала: 'И почему говорят, что смерть уродует человека, когда она может быть так восхитительно хороша…?' Над рабыней рыдала Фейр. Старуха не замечала никого. Должно быть, она думала, что одна в повозке, и потому не скрывала своих чувств.
- Милая моя, девочка, как же так? - причитала она. - Ты покинула меня! Как могла я оставить тебя одну в твой последний миг! Почему ушла, когда была тебе так нужна! Почему не я дала тебе твое последнее дыхание, не на меня был обращен твой последний взгляд! Не я собрала твои слезы, не я забрала твои муки! И мне теперь никогда не узнать, каким будет твое следующее перерождение! Как же я смогу найти тебя в следующей жизни…! - и она уткнулась в тело приемной дочери, словно пытаясь поделиться с ним своим теплом, сохранив еще на какое-то время от хлада смерти.
И вдруг…
Фейр умолкла, оборвав рыдание, отпрянула от тела Рамир, но лишь затем, чтобы взглянуть с ужасом и восхищением.
- Ты… Ты шевельнулась! Доченька! - принялась она звать ее, попыталась приподнять.
- Оставь ее, женщина, - тихо молвил Хранитель, останавливая ее.
- Жива! Она жива!
- Безумная! - прошептала Мати, с новой силой вжимаясь в угол повозки, прячась от того, что пугало ее куда сильнее смерти.
- Хранитель! - старуха кинулась к магу, схватила за руку, спеша положить на живот Рамир. - Неужели ты не чувствуешь: она шевелится! Лигрен ошибся! Рамир жива!
Гор ничего не сказал, лишь быстро подвинулся поближе к телу. Одна его ладонь лежала на животе покойной, вторая опустилась на ее голову, глаза на миг закрылись…
- Малыш, - он резко вскинул голову, - быстрее. Нужны нож, полотенца, вода… Все, о чем мы говорили, кроме ягод Меслам!
- Она действительно жива? - отдергивая полог, спросила Мати, удивлению которой не было предела. 'Это просто чудо какое-то!' -Женщина - нет. Ребенок. Поторопись, девочка!
Мати не нужно было подталкивать. Она уже бежала.
- Нож, полотенца, горячая вода! - подлетев к отцу, проговорила она на одном дыхании.
Атен взглянул на нее удивленно, медленно, боясь в спешке упустить что-то важное, как это обычно бывает, спросил:
- Зачем? - потом, решив, что знает ответ сам. - Рабыня что, жива?
- Я не мог ошибиться, - пробормотал стоявший рядом с хозяином каравана лекарь, как ему ни хотелось поверить в эту ошибку.
- Она - нет! Ребенок! Пап, быстрее! Пока ему можно помочь!
- Я сейчас, мигом! - засуетился Лигрен. - Все уже приготовлено… - и он исчез так быстро, что Мати даже не успела заметить, куда он пошел, в какую сторону.
Хотя, в этот миг девушка не увидела бы даже дракона, прилети он в этот сон.
Перед ее глазами стояло мертвое лицо Рамир, но в нем, за ним… Ей казалось, что в повозке лежала не рабыня, а ее золотая волчица, ее милая Шуши…
Девушка с силой прикусила губу, не обращая внимания на боль и солоноватый привкус крови во рту. Единственное, что привлекло ее внимание, была удивительная тишина вокруг. Все словно замерло, даже время остановилось, позволяя в образовавшийся зазор между мгновениями прийти в мир чуду.
Потом она поняла, что остановилась. Обычно было достаточно чуть замешкаться, чтобы попасть или под копыта оленя, или руку и острый язык какой-нибудь старухи.
Однако на этот раз никто этого даже не заметил.
Мати не сразу поняла, что караван остановился. 'Интересно, это отец приказал?
Прямо в снегах? Без шатра? Он слишком суеверный, чтобы поступить так… Тогда кто? И зачем? Чтобы тряска не мешала Шамашу? Но ведь еще мгновение назад никто не знал, что это понадобится, и…' К своему немалому удивлению она не смогла вспомнить, когда это случилось, шел ли он в тот миг, когда она выбиралась из повозки? Она попыталась сосредоточиться, но тут ее внимание привлек к себе негромкий говорок:
- Раз мертва мать, то и ребенок мертв, - услышала она за своей спиной и, резко оглянувшись, встретилась взглядом с Асти, у которой, жившей в повозке мужа чуть более года, еще не было своих детей.
- Жаль ребеночка, - вздохнув, качнула головой Лина.
- А зачем ему жить? Дитя рабов, что хорошего его ждало бы в этом мире?
- Ну, скажешь тоже, Асти, жизнь, она… она, все-таки, жизнь. Хорошая или плохая, лучше, чем никакая.
- И кто станет о нем заботиться? Малыш ведь не вырастит сам по себе.
- Вот прикажет Атен, ты и позаботишься! - не выдержав, воскликнула Лина.
- О не рожденном? - Асти нервно дернула плечами. - Ну уж нет! Ни за что! Люди так не появляются на свет! Только демоны!
- Гор совершит очистительный обряд.
- И все равно! Нет, я не стану! - она попятилась, а потом и вовсе предпочла исчезнуть, чтобы в роковой момент не попасться на глаза хозяина каравана.
- Глупая девчонка! - показала головой, глядя ей вослед, Лина. - Сразу видно - не мать. Беги, беги, никто все равно не доверит такой несмышлехе маленького! Я сама прослежу за этим!
- Если ты так беспокоишься о нем, - заговорила Нинга - одна из самых старых женщин каравана, - почему не возьмешь себе?
- У меня уже есть двое своих.
- Я знаю, ты просила о праве родить еще одного. Вот и получишь.
- Но я мечтала о девочке!
- Откуда ты знаешь, что не рожденное дитя - мальчик?
- Я хотела, чтобы это был мой ребенок!
- Лина, - она глядела ей в глаза, а той казалось - прямо в самое сердце души, - твой порыв, твоя жалость к малышу… Они понятны. И достойны тебя. Но, все же, признайся: в самой глубине себя ты боишься этого ребенка ничуть не меньше малышки Асти.
- Ну уж нет! - возмутилась женщина.
- Да, Лина, да. Как и все остальные. И не потому, что он - нерожденный.
Нерожденный - это не метка демонов, а особый знак. Если ты внимательно читала легенды, то помнишь, что великий Гамеш тоже был нерожденным.
- Ты говоришь со мной так, словно я - маленькая девочка! - это было так обидно, что задело сильную и решительную жену помощника хозяина каравана.
- Для меня ты и есть малышка, которая бегала с волосами короче ладони, когда я уже носила под сердцем своего первенца!
Лина взглянула на нее с удивлением, забыв о злости и обиде. Она никогда прежде не задумывалась о возрасте Нинги. Старуха - она и есть старуха. Но ведь и старость бывает разной…
- Однако, - между тем продолжала та, - дело в том, что, каким бы образом это дитя ни появилось на свет, оно будет ребенком мертвой. А вот это уже куда страшнее.
- И что это значит? - все собрались вокруг нее, с нетерпением ожидая ответа.
- Не знаю, - качнула головой та. - Таких еще не было. И никто не знает, что он принесет с собой в этот мир…
