— Даже если бы ты и не была потной, — прервал ее я, — то через некоторое время я бы исправил эту ошибку.
— Нет, — настаивала Сюз, — я должна принять ванну.
— Господи Боже мой, — взмолился я.
— Я этого не люблю, — твердила она свое. — Я... мне нужно.
Ее голос стал глуше.
— Господи, ну прими душ. Не обязательно ведь ванну. Иначе я могу изнасиловать твою стереоаппаратуру, пока ты будешь мыться.
— В душе испортится прическа.
— А ты представляешь, что я могу испортить за то время, пока тебя не будет?
— Я быстро, — сказала она. — Я ведь тоже давно тебя не видела.
Она выпорхнула из кровати и, включив воду, стала заполнять ванну, ту, что рядом со спальней. Потом она вернулась, задернула шторы и стала раздеваться. Я молча наблюдал. Теннисное платье оказалось сшито с трусиками.
— Ага, — воскликнул я. — Вот почему мне так не повезло, а я-то думал!
— Бедняга, — засмеялась она. — Ты имел дело с контингентом низкого уровня. При лучшем воспитании ты бы давным-давно знал, как управляться с теннисными платьями. — Под платьицем на ней были белый бюстгальтер и трусики. Она бросила на меня свой привычный взгляд; который таил девять частей из десяти невинности и одну часть чертовского лукавства, и сообщила: — Все мужчины в нашем клубе умеют это.
— А знают ли они, что делать после того, как справишься с платьем? — парировал я. — И почему ты носишь сразу двое трусиков?
— Только дешевые девицы играют в теннис без нижнего белья.
Она сняла бюстгальтер.
— Или целуются взасос, — сказал я.
— О нет, — она сняла трусики. — Все в клубе так делают.
Я видел ее обнаженной бессчетное количество раз. Но никогда не терял интереса. Она не была хрупкой. Ее тело выглядело крепким — живот подтянут, а грудь не обвисла. Она смотрелась прекрасно, но всегда чувствовала себя неуютно, когда была раздета, как будто кто-то мог вломиться и поддеть ее: «Ага!»
— Сюз, иди мойся, — попросил я. — А завтра, возможно, я разнесу ваш клуб в щепки.
Она закрылась в ванной, и я услышал, как она плещется в воде.
— Если ты играешь с резиновым утенком, я утоплю тебя.
— Терпение, — крикнула она. — Я принимаю ванну с травяной пенкой, этот запах сведет тебя с ума.
— Я уже и так достаточно на взводе, — сказал я, снимая кроссовки и брюки.
Она вышла из ванной, придерживая подбородком полотенце. Оно спускалось до колен. Правой рукой Сюз отбросила полотенце в сторону, как будто открывала занавес, и сказала:
— Вот и я.
— Неплохо, — выдохнул я. — Мне нравятся люди, которые умеют сохранять форму.
Полотенце полетело в сторону, а Сюз оказалась в постели рядом со мной. Я раскрыл ей свои объятия, и она нырнула в них. Я крепко сжал руки.
— Я рада, что ты вернулся целым и невредимым, — произнесла она, приблизив свои губы к моим.
— Я тоже, — ответил я. — Ты можешь в этом убедиться...
— Итак, — поддразнивала меня Сюз, — что-то я еще не вспотела.
Я поцеловал ее. Она еще крепче прильнула ко мне, и я слышал, как она глубоко втягивает воздух и медленно выдыхает. Ее рука гладила мое бедро, а потом скользнула к спине. Пальцы замерли на моей ягодице, когда наткнулась на шрам от пулевого ранения.
Чуть оторвавшись от моих губ, Сюз спросила:
— Это что такое?
— Шрам от пули.
— Я надеялась, что тебя никто не тронет.
— Зато меня сейчас трогают, — шепнул я.
Больше мы не разговаривали.
Глава 24
— Прямо в зад? — спросила Сюз.
— Мне больше нравится называть это ранением в бедро, — ответил я.
— Еще бы, — поняла она. — Было больно?
— Очень неудобно, но не слишком серьезно, — пояснил я.
