— Я и так, если в пять выезжаю, попадаю в час пик. Все равно сижу в пробке и время теряю.
— Ну что же, и правда, почему бы тебе не задерживаться — но при одном условии.
— При каком?
— Я буду кормить тебя ужином, ведь нельзя работать допоздна с пустым желудком.
— Согласен.
В следующие несколько дней так и повелось. Я стал даже втягиваться в распорядок: утром приезжал в Эдинбург, в магазинчике у дома Барбары покупал газету и рогалик. Потом она приносила мне чашку чая, и я принимался за дело, работал до самого вечера, с одним только перерывом на ланч. Днем я был сам по себе, но часам к пяти Барбара готовила что-нибудь поесть, макароны или рис с овощами — легкое что- нибудь, в самый раз, чтобы подкрепиться и продолжить работу. У нее в кухне очень уютно. Каждый вечер она зажигала свечи, и мы так сидели за столом, слушали какую-то классическую музыку. О себе она много не рассказывала, ничего личного, говорили только о медитации и о работе. Странно все-таки — ужинать при свечах с женщиной, о которой ничего толком не знаешь… Потом я снова принимался за дело, работал еще пару часов и уезжал домой. Возвращался к девяти, а в полседьмого уже надо было вставать, так что по идее я должен был страшно выматываться, но - ничего подобного. Напротив, я ощущал прилив сил — не то, чтобы мне хотелось скакать, прыгать, вытворять что-нибудь эдакое, - просто я был подтянутый, спокойный, собранный.
В четверг я докрасил карниз, и дверь и рамы в гостиной. Комната выглядела бесподобно. Мы вдвоем стояли у входа и любовались.
— Джимми, это чудесно. Я так довольна.
— Верно, я сам доволен. Жаль, что Джон не видит… надо будет снять на фото.
— Джимми, могу я кое о чем тебя попросить?
— О чем?
— Завтра я хотела бы привести эту комнату в порядок. Помоги мне, пожалуйста, повесить шторы: они бархатные и очень тяжелые.
— Помогу, это запросто. На завтра осталось не так много дел: деревянные панели в прихожей и второй слой краски на входной двери.
— Сверкач?
— Смотри, возьмем тебя в ученицы.
На следующий день я помог повесить шторы, а потом она расставила по местам разные свои безделушки. Мне так нравилось красить карниз, а теперь, выкрашивая деревянные панели в прихожей, я даже заскучал. Хотя получалось здорово - Барбара выбрала очень удачный оттенок оранжевого. Вообще, у нее хорошее чувство цвета. Иные заказчики выбирают такие цвета, что получается тихий ужас, а она из тех, кто может предложить что-нибудь совсем дикое на первый-то взгляд, но когда все готово, понимаешь, что идея была хорошая.
Я докрасил входную дверь, и она вышла на площадку посмотреть.
— Чудесно. Как раз то, что надо. Красный цвет — это к удаче. Теперь чайку?
— Хорошо бы, только сперва умоюсь.
Я сидел на кухне напротив нее и думал, что теперь делать. Времени было только полчетвертого, и чай нельзя пить слишком долго, но как-то странно было просто взять и уехать домой. Мне не хотелось уходить. Я знаю, что сказал бы Джон, но дело вовсе не в этом. Ничего такого между нами не было: мне совсем не хотелось замутить с этой женщиной, и с ее стороны не было ни намека. Просто нас что-то связывало. И после всего, что было, мне хотелось, чтобы мы просто сели и вместе пообедали. Я не мог уехать вот так.
И тут она сказала:
— Джимми, можно тебя еще кое о чем попросить? Тебя это, может, немного удивит.
— Пожалуйста, проси.
— Дело в том, что благодаря тебе, благодаря твоему труду, я чувствую, что это мой дом, мне теперь в нем уютно, особенно в гостиной. И я хотела бы там помедитировать, чтобы энергетика в ней очистилась, чтобы там стало по-настоящему хорошо. Мне бы хотелось, чтобы ты помедитировал вместе со мной, там ведь столько сделано твоими руками. Потом, если у тебя есть время, мы можем вместе поужинать. Надеюсь, я не очень тебя задержу.
— Барбара, я только рад буду, честное слово.
И хотя я ни за что не догадался бы, о чем она хотела меня попросить, ничего лучше и придумать было нельзя.
Мы сели в гостиной лицом к Будде. Она достала сидения из поролона, как в Центре, и маленькие, похожие на детские, цветастые одеяльца, чтобы укрыть ноги. Потом зажгла свечи и какое-то благовоние из трав. Я тогда не знал, что это за трава, но теперь знаю: это шалфей, он был в чести еще у коренных жителей Америки - они верили, что шалфей прогоняет злых духов. И вот, мы сели в чистой, свежевыкрашенной комнате, а за окном опускались сумерки.
Барбара начала говорить:
— Я призываю Будду, бодхисатв и все благие силы быть свидетелями нашей благодарности за дары, которые мы получаем от жизни. Я хочу поблагодарить Джимми за его труд, за то, что мой дом стал чистым и уютным. Я благодарю его за усердие, с которым он работал, и за его дружелюбие. Я благодарю жизнь за то, что она свела нас. Пусть под крышей этого дома будет хорошо каждому, кто придет сюда.
Она остановилась.
— Джимми, ты хотел бы что-то сказать?
Я ничего не мог придумать и ответил:
— Нет.
Она позвонила в колокольчик, и мы закрыли глаза. Я сосредоточился на вдохах и выдохах, считая про себя, как учил лама. И на этот раз медитировать было очень легко, все было так естественно. Казалось, прошло совсем немного времени, и колокольчик прозвонил снова. Я открыл глаза. За окном теперь совсем стемнело, и несколько минут я смотрел на освещенные окна напротив, на деревья в жутковатом голубом свете уличных фонарей.
Потом мы пошли на кухню. Барбара занялась ужином, а я бездельничал, опершись на стойку. Мне было легко и спокойно.
— Я мог бы сгонять за бутылочкой вина, если хочешь. Чтоб по-праздничному все.
— Если ты сам будешь, Джимми. Если для меня, то не стоит.
— Ты уверена?
— Я не пью.
— Ах да.
— Но ты не обращай на меня внимания.
— Нет, все в порядке. Я ведь за рулем, больше одного бокала не выпью. Можно, я помогу накрыть на стол?
— Конечно. Салфетки и подставки в выдвижном ящике.
Я открыл ящик и стал вынимать ложки, ножи и прочее. Но мне очень хотелось расспросить ее, почему она не пьет. Я знаю непьющих ребят, но то алкоголики, которые решили завязать.
— Ты просто не любишь спиртное или…
Она помешала что-то в кастрюле, накрыла крышкой и села за стол.
— Я отказалась от спиртного несколько лет назад, когда втянулась в медитацию. Странно это: стремишься к просветлению, с одной стороны, а потом пьешь, и в голове снова мутно. Я много-то не пила - так, пару бокалов вина за едой, - но это сказывалось определенно, туман какой-то появлялся.
— Бросать тяжело?
— Не так чтобы очень. Поначалу я еще пила немножко, на вечеринках или если очень уставала за день, но потом научилась расслабляться по-другому… например, занялась йогой.
— Понятно. Я-то сам ничего никогда не бросал. Лиз, давно еще, бросала курить, и это был тихий ужас. Мы все мучились — вид у нее такой был несчастный. Но я не курил никогда, так что не знаю, что чувствуешь, когда бросаешь.
— Я бросила курить десять лет назад. Это потруднее, чем бросить пить. От курения зависимость куда
