сильнее.
— То есть, выходит, буддизм помог тебе бросить… Это все часть образа жизни, да? Наверно, ты и мясо есть перестала?
— Я бы не сказала, что бросать - это главное. Просто начинаешь стремиться к чему-то еще. Когда не употребляешь алкоголь, сознание становится более ясным, а когда ешь овощи вместо мяса, просто чувствуешь себя бодрее, вот и все. И это всего лишь мой личный выбор… То есть я не стала бы его никому навязывать.
— Значит, ты не хочешь, чтобы твой парень был вегетарианцем?
— Мой парень?
— Ну, если бы у тебя был парень… или муж там, в этом смысле?
— Нет, мне все равно. Хотя не думаю, что он у меня появится.
— Извини, это не мое дело.
— Ничего. Я просто хотела сказать, что в настоящий момент мне не хочется завязывать подобные отношения.
— Рассталась с кем-то? Переживаешь?
— Нет, это как отказ от спиртного. Просто мое сознание более ясное, если я… воздерживаюсь от этого.
— Понятно.
— Прости. Наверно, я жуткая зануда. Просто… мне кажется, что сейчас так для меня лучше.
— Я понял. Прости, Барбара, не хотел совать нос в твою личную жизнь. Не мое это дело. Просто мы вот тут общаемся, и медитировали, и все такое, и мне кажется… может, мы и не друзья, но я полагаю, что друзья.
— Я надеюсь, ты считаешь меня другом, Джимми. Мне бы очень этого хотелось.
— Вот и славно.
— Ну, а твои как успехи?
— Мои успехи?
— Я про медитацию. Как она влияет на твою обычную жизнь?
Я так и замер, не донеся вилку до рта.
— Знаешь, я просто медитирую. И слабо понимаю, как и на что это влияет. Разве что доводит всех до ручки.
— Твоя жена и родные не одобряют?
— Энн Мари любопытно, она не прочь узнать, в чем тут соль. Джон думает, что я псих какой-то - но он же мой брат, и, вообще, он всегда так считал. А Лиз… Лиз, думаю, все это очень не нравится.
— Не нравится буддизм? Или не нравится, что ты меняешься?
— Знаешь, Барбара, на самом деле я понятия не имею, что она там себе думает.
Домой я летел как на крыльях: до чего все вокруг было здорово. Даже в темноте ощущалась прозрачность ночи, а потом, уже на подъезде к Глазго, стал накрапывать дождь, и я включил дворники. Домой под дождем. Я улыбался сам себе. Домой под дождем. Размытые огни фар неслись по встречной полосе. Слева проплыла большая стальная лошадь. Затем газовый завод и синие буквы на стене: «Глазго, вперед!» . Я чуть не расхохотался. Эдинбург — славный город, там хорошо провести выходной, просто развеяться, но дом — это Глазго.
У калитки меня поджидал Джон.
— Вот, хотел узнать, не желаешь ли пропустить кружечку в честь именинника.
— Погоди, у тебя день рождения завтра.
— Верно, но в жизни раз бывает сорок лет — я хочу оттянуться по полной программе. Мы с Тришей собирались в ресторан, но она себя неважно чувствует.
— Что стряслось?
— Да ничего, простудилась малость. Решила поберечься до завтрашней вечеринки.
Мы зашли в дом. Энн Мари в гостиной играла на приставке.
— Пап, привет. Здрасьте, дядя Джон.
— Привет, доча. А мама дома?
— Да, она в спальне — выбирает наряд на завтра.
Лиз вошла в гостиную.
— Привет, Джон. Как ты?
— Ничего, спасибо. Вот пытаюсь уломать твоего мужика пройтись со мной до паба. Отпустишь его?
— Ты ведь знаешь, Джимми сам себе хозяин. — Она села на подлокотник дивана. — Все, Джимми, дело сделано?
— Порядок. Вот они, денежки, — я похлопал по карману.
— Наличными рассчиталась, глянь-ка. А я думала, такие дамочки чеками платят.
— Я и сам так думал, а она взяла и выдала мне пачку денег.
— Должно быть, ей понравилось, как ты работал.
— Еще бы: он столько времени потратил. Всю неделю раньше девяти не появлялся. Надеюсь, оно того стоило. — Лиз говорила как-то натянуто.
Джон посмотрел на меня так, словно хотел сказать: «Я твой старший брат, я все понимаю».
— Дел там хватало, это верно, — подтвердил он. — Один карниз у нее пришлось красить в три цвета, золотые там листочки и прочее. К тому же она тетка, ух, железная. Я б такой всю получку отдавал, да еще приплачивал. Ладно, старик, мы идем выпить или как?
— Идем. Но имей в виду, одну-две кружки, не больше. Я устал как собака и завтра хочу быть в форме.
— Может, Джимми, сперва что-нибудь перекусишь?
— Нет, милая, спасибо, я уже поел.
— Барбара опять угощала?
— Ага.
— Должно быть, она, и правда, тобой довольна.
— Еще бы, Лиз, этот парень просто Дэвид Бэкхем золотых листьев! Мы ненадолго, Лиз, честное слово. Вы завтра придете?
— Конечно. До скорого, Джон.
— Энн Мари, спокойной ночи. Лиз, я мигом. - Я подошел к ней и чмокнул в щеку. Она не отвернулась, но меня не поцеловала.
Как только мы вышли из дома, Джон спросил:
— Джимми, я ошибаюсь или между вами кошка пробежала?
— Ты о чем?
— Ну, Лиз, похоже, думает, что между тобой и Барбарой что-то было.
— Ты ведь знаешь, Джон, все это чушь собачья.
— Я-то знаю, но Лиз, похоже, считает иначе.
Я не ответил.
— Можешь довериться старшему брату.
— Слушай, Джон, Бог свидетель, ничего у нас с Барбарой не было.
— Тогда зачем ты сидел у нее допоздна? И с какой стати она кормила тебя обедом?
— Господи, я думал, что так разумней всего. Если бы я не задерживался, пришлось бы мотаться туда еще пол следующей недели, а нам пора начинать у Макинтошей. К тому же я пережидал час пик и ехал домой, когда на дорогах посвободнее. Она по доброте душевной предлагала мне поесть. Помнишь ту бабусю в Келвиндейле — мы у нее работали прошлой весной? Так она нам носила сосиски и рогалики и даже печенье пекла, и я не припомню, чтоб ты возражал.
— Было дело, но, Джимми, ей девяносто три! Даже Бобби на нее не позарился бы.
— Да меня Барбара вовсе не привлекает. Человек она хороший, вот и все. Ты сам ее видел… И не из тех она, с кем хочется крутить шашни. Она ничего, наверное, но слишком уж… не из наших.