первому этажу, вдыхая запахи свежей хлорки и близкой кухни. Судя по всему, она размещалась за хлипкой на вид переборкой, перегородившей коридор. Поскольку дверь в царство кулинарии отсутствовала, я двинулся в противоположном направлении.
При внимательном рассмотрении интерьера создавалось впечатление, что до реконструкции здесь размещалось либо развеселое общежитие, либо унылый казенный дом. Низкие потолки, узкие коридоры, дверные проемы, рассчитанные на свободный проход среднестатического гражданина, но никак не более того…
В качестве казармы для бойскаутов в оливковых рубашонках здание годилось. Но резиденцию известного политика и просто очень состоятельного человека я всегда представлял себе совсем иначе. Не поселился ли Дубов среди своих воинственных молодцов специально для того, чтобы обезопасить себя и свою семью? Профессиональную охрану они, конечно, обеспечить не могли, однако сквозь их заслон незаметно пробраться к жертве было непросто. Кроме того, безопасность Дубова могли обеспечивать люди, обходящиеся без униформы и дубинок. То обстоятельство, что они не бросались в глаза, говорило только в их пользу.
По коридору я прошелся совершенно беспрепятственно. Встретившийся мне в вестибюле «патриот России» лет восемнадцати от роду со шваброй в руках елозил грязной тряпкой по линолеуму. Его оливковая рубаха взмокла от подмышек до спины, а за повязкой с эмблемой организации торчали фильтром вверх сигареты.
Заметив меня, дневальный повернулся так, чтобы спрятать от меня свой никотиновый арсенал, и хрипловато спросил:
– Закурить не найдется?
– Воспитатели не заругают? – иронично поинтересовался я, протягивая симпатичному вьюноше открытую пачку.
Он ловко выдернул оттуда пару сигарет, хотя сделал вид, что угостился только одной, и с достоинством ответил:
– Тут вам не детский сад. Никакие у нас не воспитатели, а инструктора. И с куревом нет проблем.
– Чего же тогда побираешься? С деньгами напряг, патриот?
Он перехватил швабру так, что она сделалась похожей на пику. Или на древко знамени, с которым он собирался ринуться в атаку:
– Вам-то какое дело?
– Да вот, подумываю тоже записаться в добровольцы. – Я лучезарно улыбнулся. – Что скажешь? Не староват?
– У нас вообще-то по возрасту ограничений нет, – с сомнением ответил успокоившийся паренек. – Только вам это зачем?
– Патриотические чувства во мне проснулись, – признался я со вздохом. – Не дают спать спокойно. Разве у тебя не так было? – Мои брови удивленно приподнялись.
– Вроде бы нет, – неуверенно произнес мой собеседник после некоторой паузы, во время которой на его гладком юношеском челе обрисовались все будущие морщины. – Я от армии косил. Ну, и в деньгах нуждался. Тут почти все такие.
– Какие? – не отставал я.
– Какие-какие… – От нехватки нужных слов паренек неопределенно пошевелил пальцами, но наконец нашелся с ответом: – Такие!
– Которым отмазка нужна, – подсказал я. – От армии, от тюряги…
– Во-во! Есть еще пацаны, у которых проблемы всякие с предками, долгами или с наркотой… Тут у нас что-то вроде рая. – Он радостно засмеялся. – Чем не жизнь? Кормят, одевают, бабки начисляют.
– В общем, хорошо быть патриотом? – уточнил я с самым серьезным видом.
– Нехило.
– А если Родина в бой позовет? Выполните сталинский приказ?
– Так Сталина нет давно. – Паренек поглядел на меня, как на душевнобольного.
– Ладно, не напрягайся так, – успокоил я его. – Закури лучше.
Моя пустая наполовину пачка ненадолго отдалась облапившим ее немытым пальцам с заусеницами и траурной каймой под ногтями. Одну сигарету пареньку я позволил взять, а вторую вежливо отобрал и водворил на место. После чего спросил:
– Знаешь, кто я?
– Писатель типа. Вас в комнате для гостей поселили.
– Правильно, – подтвердил я. – А знаешь, что для писателя самое главное?
– Почерк хороший? – попытался угадать паренек с первого раза.
– Нет.
– Дача у моря?
– Тоже нет.
– Эта… Как ее?.. Муза?
– Опять мимо.
– Тогда не знаю. – Паренек заскучал.
– Знание людей и жизни – вот что главное для писателя, – провозгласил я торжественным тоном. – К примеру, сейчас мы тут с тобой толкуем, а потом я этот разговор в книгу вставлю.
– Меня Денисом зовут, – сообщил паренек на всякий случай. – Фамилия Карташов. Проживаю в Мытищах.
– Молодец, Денис, – сказал я пареньку так прочувствованно, словно имя, фамилия и место прописки были его личной заслугой. – Ответишь мне еще на пару вопросов?
– Запросто.
– Дубов с детишками когда сюда вселился?
– Детишки! – восхитился Денис Карташов. – Ну, сказанули! Гы-ы! Они уже даже и не молодежь совсем. Ириша, то есть Ирина Владимировна, та еще куда ни шло. Но вот ее брат… – Он с сомнением покрутил головой. – И жена его… – Тут недосказанное было заменено сочувственным цоканьем языка. – Они это… взрослые совсем.
«Взрослые» означало «старые».
Я вдруг ощутил тяжесть своих тридцати с небольшим лет. Все, кому было за двадцать пять, являлись для молоденького Дениса пожилыми людьми, которым пора на пенсию, а еще лучше – сразу на кладбище, чтобы не путались под ногами. Когда-то и я был точно таким же. Только нарукавную повязку мне заменял сначала пионерский галстук, а потом – комсомольский значок. Говорить об этом Денису я не стал. Он все равно не поверил бы, что я тоже был восемнадцатилетним. Поэтому я просто вернул разговор в интересующее меня русло:
– И все же. Давно Дубов с домочадцами здесь обитает?
– А с пару недель. Раньше Владимир Феликсович только наездами бывал. Речь толкнет, по движущимся мишеням постреляет, в морду кому-нибудь заедет для профилактики и до свидания. Теперь не уезжает совсем. – В голосе паренька прозвучало плохо скрываемое сожаление. – Говорит, воздух у нас замечательный.
– Это точно, – кивнул я. – Не надышишься тут у вас. Как перед смертью. – Вспомнив кисло-горький пироксилиновый запах недавнего взрыва, я посоветовал: – Возвращался бы ты домой, Денис Карташов. В армии отслужишь – и свободный человек. Сам себе хозяин.
– Нет уж, спасибочки. В армии дедовщина и полный беспредел.
– А у вас?
– А у нас лафа. Жрем от пуза, живем в комнатах по четыре человека, ящики есть на двенадцать каналов, видаки, кассет полно. Еще раз в неделю телок доставляют безотказных. По одной на восемь рыл. Но телки эти так зажигают, что недовольных сервисом не бывает…
– На каком этаже резвитесь? – перебил я оживившегося рассказчика. – На третьем? К седьмому небу поближе?
– Не-а, туда входить без дела запрещено. – Паренек довольно успешно скроил серьезную мину. – Там Дубов со своей семьей, прислуга, охрана. Наш легион прямо под ними. А тут, – он кивнул в сторону
