– Не пытайся меня разжалобить, – предупредил я, настороженно пересекая комнату.
– Ммммм!!! – Когда Марк испустил очередной сдавленный вопль, его плотно сжатые губы втянулись внутрь и совершенно исчезли, точно их там прихватили суровой ниткой.
Потом его подбросило на кровати, затрясло, выгнуло дугой. Можно было подумать, что под покрывающей его простыней собралась целая колония жалящих скорпионов. Если это была симуляция приступа падучей, то, должен признаться, выглядела она довольно убедительно и достоверно. Но за время моего отсутствия батарея пустых винных бутылок подле кровати успела пополниться двумя новыми емкостями, так что особого сочувствия к страдальцу я не испытал. Никто не заставлял его напиваться до кондрашки.
– Где деньги, Марк? – спросил я. – Скажи, где они лежат, а потом я тебе помогу, чем сумею.
– М!.. М-м!!.. М-м-м!!!..
Несмотря на распахнутое настежь окно, его лицо было залито потом до такой степени, что в глазницах скопились две крохотные лужицы. Когда я догадался, что это слезы невыносимого страдания и ужаса, я ринулся ему на помощь.
Под упорхнувшей прочь простыней не оказалось никакой ядовитой нечисти, зато я обнаружил, что руки Марка крепко-накрепко примотаны к туловищу, а ноги увязаны вместе широкой лентой скотча. Спеленутый, как мумия, он только и мог, что отчаянно извиваться на своем ложе – безобразный голый червь в мучительной агонии.
Едва лишь моим глазам открылась эта картина, я заподозрил, что обещанных денег мне не видать, как своих ушей. И, похоже, это было еще не самое худшее открытие, которое мне предстояло сделать этой ночью.
– Кричать надо было, дурень! – приговаривал я сердито, выискивая на судорожно вздрагивающем теле признаки ранения. – Тебя ограбили? На тебя напали, отвечай?.. Кто?
Лицо Марка перекосилось в жутчайшей гримасе, но рот он так и не соизволил открыть. К тому же на его коже не обнаружилось ни ран, ни даже ссадин или царапин. Я уж хотел было отвесить ему оплеуху за пьяную бестолковость, но рука моя застыла в воздухе.
Губы Марка были не просто сжаты, а намертво прихвачены каким-то суперклеем моментального действия, несколько застывших капелек которого показались мне поначалу брызгами слюны. Бедняга так отчаянно пытался открыть рот, что местами кожа вокруг него лопнула и сочилась кровью. Ноздри, залепленные все той же липкой дрянью, тоже не могли втянуть в себя даже крошечной порции воздуха.
Подвернувшиеся мне под ноги бутылки со звоном разлетелись в разные стороны, когда я бросился на поиски ножа или любого другого острого предмета. Чтобы спасти Марка от ужасной смерти, мне пришлось бы обезобразить его, но бывают ситуации, когда приходится резать по живому.
– Сейчас! – крикнул я, лихорадочно перерывая всякое барахло на столе. – Держись!
Марк не дождался помощи. По всей видимости, он даже не услышал моих последних слов. Когда я подскочил к кровати с вилкой в руке, он был совершенно неподвижным, а из его остекленевших глаз, уставившихся на меня, медленно стекали слезы.
Эти ручейки почти не выделялись на побагровевшем от удушья лице, потому что слезы, пролитые Марком перед смертью, были кровавыми.
Меня вывел из состояния прострации звон вилки, упавшей на пол из моих ослабевших пальцев. Проследив за ней взглядом, я увидел под ногами одинокую стодолларовую купюру, оброненную убийцей. Лишь тогда я от души выругался, хотя это не могло заменить отходную молитву даже самому последнему грешнику на земле.
Причин для ярости у меня был воз и маленькая тележка. Тот, кто забрался в комнату снаружи, расправился с пьяным Марком и удалился с его деньгами через все то же распахнутое окно, опередил меня максимум на одну минуту. Это мог быть кто угодно, например, излишне любопытный капрал Бурцев, отиравшийся за дверью во время моего последнего разговора с Марком. И этот проворный ублюдок, кем бы он ни был, оставил меня с носом!
Если бы я прислушивался не к полуобморочным стонам Ириши, а к происходящему за стеной, я не оказался бы сейчас в столь затруднительной ситуации. Жалкая сотня, перекочевавшая в карман моих джинсов, не могла решить и малой доли проблем, которые возникали передо мной и моим семейством при попытке к бегству. Без денег нечего было и мечтать о том, чтобы смыться и замести следы. Я сам проворонил свой шанс. И теперь моя шкура находилась в еще большей опасности, чем прежде.
Взвесив все «за» и «против», я решил не поднимать тревогу. Объяснять, как и почему я оказался рядом с мертвым дубовским отпрыском, мне абсолютно не хотелось. Мои слова были бы лишь словами, а труп оставался трупом, так что самым правильным решением был поспешный отход на заранее заготовленные позиции. Неслышно прокравшись в свою комнату, я осторожно прикрыл за собой дверь и прислушался. Немелодичное похрапывание Ириши в темноте показалось мне самой прекрасной музыкой в мире. Стащив с себя джинсы, я приблизился к кровати и, смерив взглядом все изобилие женских прелестей, раскинувшихся передо мной, перемахнул через них так ловко, что кровать скрипнула не раньше, чем я умостил затылок на краешек подушки.
Ириша так и не проснулась. Но, чтобы заработать железное алиби, я был вынужден потревожить ее богатырский сон. Потеребив расслабленный Иришин бицепс, я попросил:
– Подай сигареты, пожалуйста. Курить хочу.
– А? – вскинулась она спросонья.
– Сигареты, – повторил я. – Они где-то у тебя под рукой.
– Я долго спала? – хрипло поинтересовалась Ириша, протягивая мне пачку «Мальборо» и зажигалку.
– Спала? – Я притворился удивленным. – Мне показалось, что ты просто замечталась.
– Ага! – коротко усмехнулась она. – О тебе. – Ответ задумывался как язвительная шутка, но голос у нее сделался грудным, а руки – ласковыми.
– Остынь, – попросил я, высвобождаясь из Иришиных объятий. – Дай мне передохнуть хотя бы минут двадцать… Кстати, который час?
Она окунула запястье левой руки в сноп молочного лунного света и доложила:
– Двенадцать тридцать.
Что и требовалось доказать. Окрыленный первым успехом, я затянулся и, помаленьку выпуская дым в темноту, спросил:
– Дашь мне денег, Ириша? У нас с тобой был кое-какой уговор, помнишь?
– Помню. – Она перестала шарить рукой по моему животу и твердо сказала: – Но вперед я тебе не заплачу ни копейки.
Вот уж действительно дубовская порода!
– Почему? – возмутился я. – Сказано же тебе: книги не будет. Какая тебе разница, когда со мной расплатиться, сейчас или через месяц?
– Большая разница.
– Какая? – упорствовал я.
– Как только у тебя появятся деньги, ты исчезнешь, – угрюмо ответила она. – Я знаю. И не пытайся меня переубеждать. Не надо вешать мне лапшу на уши, ладно?
– Ладно, – согласился я, приподнявшись на локте, чтобы видеть перед собой Иришино лицо. – Но ты же сама хотела, чтобы из затеи твоего отца ничего не вышло!.. Ты сама должна быть заинтересована в том, чтобы я поскорее исчез!..
– Должна, – неохотно признала Ириша. – Но не заинтересована.
Вот и пойми этих женщин, подумал я за секунду до того, как внезапный борцовский захват опрокинул меня на спину, после чего времени на размышления у меня уже не осталось.
Глава 5
Не нежный Иришин поцелуй в небритую щечку меня разбудил. Не ласковый солнечный лучик и не трогательный щебет ласточки.
Резкая боль в печени – вот что заставило меня вынырнуть из моих сновидений, жадно хватая ртом воздух. Можно было бы заподозрить, что это был острый приступ гепатита, если бы не недвусмысленная
