поза капрала Бурцева, склонившегося надо мной со все еще сжатым кулаком.
Обида на этого грубого солдафона была столь велика, что мой мозг еще не успел оценить обстановку, а тело уже пришло в движение. Вскинув обе ноги над собой, как бы намереваясь покачать пресс, я с силой выбросил их вперед, туда, где злорадно сияла бурцевская физиономия.
Негодующе вскрикнув, он повалился на руки подхвативших его ратников в оливковых рубахах. Их набилось в комнату уже четверо, а народу все прибывало, и на заднем плане маячила кудрявая голова Дубова, сопровождаемая лысым черепом Душмана. Вся эта орава гомонила, шумела, двигалась и дружно распространяла запах не чищенных с утра зубов.
Моей первой мыслью было, что обнаружилась вчерашняя подмена видеокассеты, но, бросив быстрый взгляд на стол, я увидел коробку там, где я ее оставил. Оставалось предположить, что меня ждет расправа за совращение девочки Ириши, однако ее в комнате не наблюдалось. По-видимому, она упорхнула на рассвете, умудрившись не разбудить меня перемещениями своей грандиозной фигуры. Слава богу, подумал я с облегчением, не подозревая, что очень скоро пожалею о том, чему только что радовался.
Я сообразил, что всеобщий переполох вызван смертью Марка, не раньше, чем хорошенько рассмотрел искаженное гневом лицо Дубова. Спросонья трагедия за стеной казалась мне привидевшимся ночью кошмаром. Теперь это счастливое заблуждение моментально рассеялось.
Путаясь ногами в проводах и расталкивая собравшихся, Дубов выбрался в первую шеренгу своего воинства, чтобы, задыхаясь, спросить:
– Что здесь произошло, писатель? Кто убил моего мальчика?
Степенно натянув джинсы, я выпрямился перед ним и, коротко вжикнув «молнией», так же кратко ответил:
– Не знаю.
– В доме нет посторонних! – крикнул Дубов таким звонким тенором, что, находись он на митинге, ему не понадобился бы микрофон. Следующая фраза получилась угрожающе-шипящей: – Кроме тебя! – Повернувшись к Бурцеву, размазывающему по своему мужественному подбородку кровь, он резко спросил: – Вход охранялся? Территория патрулировалась?
– Так точно! – отозвался капрал и выплюнул на ладонь осколок зуба, такой крошечный, что там и горевать-то не над чем было.
– Слышал, писатель? – Дубов мрачно уставился на меня исподлобья, заранее не веря любым моим оправданиям. – Мой мальчик мертв, и я не допущу, чтобы его убийца пережил его хотя бы на день!
– Даже на несколько часов! – пылко подхватил Душман, высовываясь из-за плеча хозяина. Вооруженный пистолетом, он выглядел гораздо более самоуверенным, чем мне приходилось видеть его при других обстоятельствах.
– Понятия не имею, что произошло с Марком, – невозмутимо сказал я, поднеся сигарету к пламени зажигалки. – Всю ночь спал. Ничего не слышал.
Приплетать отсутствующую Иришу в такой накаленной обстановке я поостерегся. Опасаясь папиного гнева, она могла заявить, что провела ночь в собственной кровати, и тогда меня вообще перестали бы слушать. А я морально не был готов подвергнуться линчеванию на месте.
– После обеда этот, – желтоватый от никотина палец Бурцева указал на меня, – заходил к Марку Владимировичу и они долго о чем-то беседовали. На повышенных тонах, между прочим.
– Вот как? – Подозрительный дубовский прищур не сулил мне ничего хорошего.
– Мне захотелось расспросить его о всяких пустяках, из-за которых вас неловко тревожить, – пояснил я, отвечая Дубову прямым взглядом. – Ваши любимые телепередачи, фильмы, книги… Кое-какие анкетные данные… Когда мы расставались, Марк был жив-здоров. Больше мы не виделись. Думаю, вам лучше порасспросить тех, кто был ему по-настоящему близок. Понимаете, что я имею в виду? – Закончив предложение, я аккуратно выпустил дым к потолку. Хотя сизое облачко даже краем не задело Дубова, он рассвирепел настолько, что сделал кошачий жест, пытаясь выбить сигарету из моей руки. Ему не удалось задеть ее даже кончиками пальцев, но из деликатности я сделал вид, что выронил ее на пол. Зачем дразнить гусей понапрасну?
Подскочивший Душман затоптал окурок, норовя наступить подошвой на мою босую ногу. Пришлось слегка потеснить его плечом, сделав вид, что я мечтаю очутиться поближе к его хозяину.
– Ты кого-то конкретно имеешь в виду? – угрюмо спросил тот.
– При всех говорить? – поинтересовался я равнодушно.
– Все вышли вон! – заорал Дубов.
Из-под полы его кремового с черными крапинами пиджака появился пистолетик с таким коротким стволом, что я не взялся бы дострелить из него до потолка. Но, по всей видимости, люди из дубовского окружения лучше меня разбирались в технических возможностях его вооружения. В свите начался настоящий переполох, закончившийся небольшим столпотворением у порога, за который каждый стремился выйти первым. Лишь Душман остался подле хозяина. Ему явно доставляло удовольствие целиться мне в живот и представлять, как он нажимает на спусковой крючок.
– Пусть Бурцев оставит свою дубинку, – предложил я Дубову, когда капрал попытался улизнуть за дверь.
– Бурцев! – Хозяйский оклик произвел на низкорослого супермена воздействие, очень сходное с выстрелом в упор.
– А? – встрепенулся он.
– Хрен на! Сюда иди! Дай писателю дубинку.
– Нет уж. – Я спрятал руки за спину. – К этой гадости я прикасаться не стану.
– Так какого черта ты мне голову морочишь?! – завопил Дубов, топнув ногой.
– Дубинку надо отдать на экспертизу, – пояснил я, ослепительно улыбнувшись побледневшему капралу. – Там выяснится, в каком месте она побывала не далее чем вчера. Если потом сравнить состав…
Бурцев успел сориентироваться до того, как я успел закончить свою маленькую лекцию. Мал да удал, говорят про таких. Едва не сбив меня с ног, он бросился к моей кровати с истошным воплем:
– Нашел! Нашел!!!
Родственники Архимеда, если таковые сохранились на планете, запросто могли бы обвинить Бурцева в плагиате и были бы по-своему правы.
– Что нашел? – воскликнули Дубов и Душман слаженным дуэтом.
Прежде чем ответить, капрал с разгона нырнул под кровать. Это было проделано с таким бравым видом, словно он преодолевал полосу препятствий. Лишь после этого он торжествующе заголосил:
– Вот он! Вот!
Еще не догадываясь, что за находку Бурцев намеревается продемонстрировать своему боссу, я уже испытал настоятельную потребность хорошенько пнуть виляющий из стороны в сторону капральский зад. Через пару секунд мне пришлось пожалеть о том, что вовремя не поддался этому искушению.
Вскочив на ноги, Бурцев показал на вытянутой ладони выжатый тюбик фиолетово-серого цвета. И без комментариев было ясно, что недавно в нем содержался тот чудо-клей, с помощью которого навсегда закрыли рот бедняге Марку. Не какой-нибудь жалкий «Момент», который токсикоман со стажем способен вынюхать в один присест. Импортная штучка, способная намертво приклеить автомобиль к асфальту.
Дубов тоже сразу догадался, что за улику сует ему под нос расторопный капрал.
– Ну, писатель, – прорычал он, выкатив на меня свои слепые от ярости глаза, – не быть тебе классиком мировой литературы!
Примерно такой же взгляд я адресовал сияющему Бурцеву:
– Ах ты, гнида! Подставить меня решил?
После моего хука справа он отлетел в сторону, хватаясь за свою дубинку, как за соломинку. В его стремительно удаляющемся взгляде читались одновременно боль, страх и злорадное торжество. Теперь у меня не было ни малейших сомнений в том, что именно Бурцев расправился с Марком, но в глазах Дубова убийцей был я.
Не дожидаясь хозяйской команды, Душман заехал мне по уху рукояткой пистолета. Чтобы устоять на ногах, мне пришлось некоторое время ловить равновесие, а как только оно было обретено, новый удар едва не вывихнул мне челюсть.
