подданным. А еще наделенный величием предлагает шаху хорезмскому заключить договор о вечном мире. Сам он ставит шаха 'наравне с самым дорогим из своих сыновей'* и выражает уверенность, что в Хорезме известно о победах монголов, особенно же о завоевании Китая, а также о богатстве народов и стран, составляющих монгольскую державу. Все вышесказанное позволяет надеяться, что установление прочного мира и безопасности торговых путей будет способствовать процветанию обеих сторон.
_______________
* Подлинные слова.
Шах Мухаммед выслушал послов с непроницаемым видом и, не сказав в ответ ни слова, отпустил их.
Но как только на Бухару опустилась благоуханная непроницаемая ночь, шахский визирь позвал посла- хорезмийца во дворец на тайную беседу. События развивались пока в предусмотренном Темучином порядке.
- Встань, Махмуд. - Хорезмшах сразу же дал понять, что беседа не будет официальной. - И слушай, что мы хотим тебе сказать. У человека только одна родина, и, куда бы ни забросила его судьба, он не смеет забывать свой край, свой город. Разве отцов забывают? Ты помнишь Гургандж? Помнишь родной Хорезмский оазис?
- О великий шах! - Махмуд со слезами на глазах поцеловал пол. - Я покинул родные края еще мальчиком, но сердце все помнит! Я люблю свою родину, да пребудет над ней вечная милость аллаха!
- Как же ты, мусульманин и хорезмиец, можешь служить грязному кяфиру, злоумышляющему против нас, твоего царя?! - Хорезмшах не скрывал вдохновенного гнева. - Как только ты не проглотил свой нечестивый язык, когда осмелился передать нам, что монгол считает нас за сына?! Кто сын, тебя я спрашиваю? Уж не мы ли, повелитель мусульман, в котором течет кровь пророка? Ала ад-дин Мухаммед, потомок Ануш-тегина, должен признать своим отцом язычника-скотовода? В своем ли ты уме, отступник? - Шах рванул себя за бороду. Нечистые, болезненные белки его глаз покраснели от напряжения. - Будешь служить нам, Махмуд? - с угрозой спросил он.
- Приказывайте, повелитель правоверных, - не поднимая лица, прошептал, готовый принять смерть, посол. - Я вам раб.
- Встань, - приказал Хорезмшах, понемногу успокаиваясь. - Монголы действительно так сильны?
- Они не знают страха, ваше величество, и собственная жизнь им не дорога.
- И правда, что они завоевали весь Китай?
- Истинная правда, ваше величество.
- Но даже это не дает права вонючему кяфиру называть нас своим вассалом!
- Лучше бы я и вправду откусил себе язык! - Посол не скрывал своего страха. Он был бледен и сильно вспотел.
- Сколько войска у твоего господина?
- Много, ваше величество, иначе бы ему не удалось завоевать полмира, - честно, хотя и несколько уклончиво ответил Махмуд.
- Не может того быть, чтобы монголы, которые неведомо откуда пришли, собрали большую армию, чем правоверные! Аллах того не допустит!
- Аминь! - Махмуд благочестиво поднял глаза. - У наделенного величием хагана хоть и не счесть воинов, но силы его не идут ни в какое сравнение с армией Хорезма. Ваше величество держит в строю много больше сабель.
- Ты не обманул наших надежд, Махмуд! - Хорезмшах просиял. - Мы так и думали, что наше войско по сравнению с монгольским - как большая река перед ручьем. В тебе мы тоже не ошиблись, благочестивый мусульманин. - Он одарил посла мимолетной улыбкой. - Ты станешь нашим оком в монгольской орде и будешь сообщать нам все, что там происходит. За это мы щедро наградим тебя. Вот возьми. - Хорезмшах бросил послу тяжелый перстень, украшенный невиданного цвета камнем, игравшим в свете факелов подобно самаркандскому вину мусалясу*. - Пусть ясный камень будет залогом наших дальнейших неслыханных милостей. Он поможет тебе невидимо присутствовать всюду, где только станут говорить о нашем Хорезме, Махмуд, твоей родине.
_______________
* В. Ян, рассказывая в романе 'Чингиз-хан' о тайной встрече
Хорезмшаха с послом, говорит, что Махмуд получил жемчужину. Но
историк Рашид ад-дин в своем 'Сборнике летописей' упоминает именно о
камне.
Посол спрятал перстень и поцеловал землю перед шахом. Понимал ли он в ту минуту, что его ответ на вопрос о силах монголов сыграет роковую роль в судьбе Хорезма, давшего ему жизнь? Трудно сказать... Но одно он знал твердо: правда стоила бы ему головы. А так он уносил ее из дворца на плечах, в придачу к бесценному камню.
- Завтра мы официально призовем тебя и остальных послов выслушать наш ответ, - сказал Хорезмшах, прежде чем закутанный в черный плащ визирь увел Махмуда. - Мы подпишем договор о дружбе. Что же касается торговых отношений, то с этим не стоит спешить.
Не разгибая спины, посол исчез за парчовой занавесью, которую приподнял перед ним визирь.
...Темучин остался весьма доволен исполненной миссией. Он похвалил послов за гибкость и проявленную ими при заключении договора смекалку. Особо поблагодарил великий хаган Махмуда- хорезмийца.
Оставшись один, Темучин потер шахский камень о белый войлок шатра и долго дивился тому, что тонкие ворсинки притягиваются и прилипают к кольцу, словно намазанные клеем. Он заметил, что войлок не только шевелится, но и потрескивает, как сухие волосья в грозу. Таинственный огонек в кристалле от такого трения, казалось, набирался еще большей пронзительности и силы.
Все радовало хагана в этот день счастливой луны: и договор, который развязывал ему руки для военных действий на Севере, и удачный ответ смышленого посла на вопрос шаха о монгольских силах, и эта сверкающая вещица, которая, если знать нужные заклинания, делает человека невидимым. Но больше всего веселила сердце весть о том, как принял напыщенный Мухаммед, его, Темучина, отцовское обращение.
Восстановив в памяти рассказ посла, он с хохотом упал на соболье ложе и стал кататься на животе, визжа и зарываясь лицом в щекочущий мех. За обедом он один съел целого ягненка и выпил вина. Полную чашу, сделанную из черепа ненавистного меркитского князя. Потом он поехал на охоту и бил всех зверей и птиц, каких достала стрела. Не тронул только прародичей - серого волка и красавицу лань. Давненько он не ощущал себя таким бодрым и молодым.
В лагерь прискакал пропахший хвоей и потом, когда над дымником его юрты зовуще мигала Алтан- годас*.
_______________
* А л т а н- г о д а с ('Золотая коновязь') - Полярная звезда.
А на другой день в ставку прискакал черный от запекшейся крови и пыли мусульманин. По его словам, он был погонщиком верблюдов в том самом караване, который Темучин отправил во франкские земли через владения Хорезмшаха. Полумертвый от усталости, он все-таки поведал страшные подробности учиненной в пограничном городе Отраре резни.
Караван состоял из пятисот верблюдов, груженных золотом, серебром, китайскими шелками, фарфором, тканью таргу, мехами лис, соболей и бобров, мешочками мускуса, чашами из нефрита и розового хрусталя, бронзовой утварью, безделушками из оникса, яшмы и бамбукового корня - всеми теми редкостными вещами, которые достались героям победоносных набегов на Цинь, Китай и страну чжурдженей. Кроме купцов - четыреста пятьдесят человек, и все как один мусульмане, - в составе его находилось и небольшое посольство во главе с доверенным представителем самого хагана Ухуном. Всех их, в том числе и Ухуна, преспокойно перерезали по приказу каирхана Иналтика, наместника Хорезмшаха, а товары разграбили. Только погонщику чудом удалось уцелеть в кровавом побоище и бежать.
*
Едва ли это могло быть сделано без ведома Хорезмшаха, которому каирхан послал подробное донесение о том, что задержан и разоружен крупный разведывательный отряд потенциального противника.
Для любого азиатского государя подобное событие могло бы стать поводом начать войну. Но Темучин под влиянием чувств, в том числе и таких благородных, как праведный гнев, политических решений не принимал. Дав страстям несколько поутихнуть, он отрядил в Гургандж Ибн Кефередж Богра чрезвычайного
