Я остановилась. Джек! Вот, значит, куда его определила госпожа Брук.
Я подошла к приоткрытой двери. Это он, простолюдин. Парень из далекой Флориды, за которого я должна выйти замуж и который все испортил.
Тем не менее теперь, в приличной одежде, он выглядел очень даже мило. Но было видно: такие наряды он носить не привык и чувствовал себя в них не слишком уверенно.
— Принцесса, ты извини, что потревожил тебя.
— Чего уж там.
Честно говоря, я бы сейчас лучше осталась наедине со своим горем. Мое лицо пылало от стыда. Вскоре все узнают о моей непростительной глупости. Я разрушила королевство, и вскоре точно так же разрушится моя судьба и все надежды на будущее.
— Твой отец сильно огорчился?
Я только кивнула. Значит, он тоже слышал.
— А что он сказал насчет столетнего сна? — поинтересовался Джек О'Нейл.
— Трехсотлетнего, — поправила я.
— Верно. Я оговорился.
— Представляешь, триста лет! Мы проспали триста лет. Королевство разрушено, и во всем этом виновата одна я.
Я кусала губы, чтобы не зареветь. Будь я на несколько лет младше (или на несколько сотен лет), можно было бы закатить истерику. Кататься по полу, биться головой, дрыгать в воздухе ногами. Но детство прошло. Я стояла и ловила ртом воздух, отгоняя слезы.
Джек тоже стоял, глядя вниз. Слышал ли он, как отец назвал меня «наиглупейшей девчонкой на всем белом свете»? Наверняка слышал. Думаю, весь замок слышал.
— Хватит реветь, — сказал Джек. — Дать тебе «клинекс»?
Я не знала, что это такое. Он полез в карман и вытащил бумажный носовой платок.
— Вот, возьми и вытри слезы.
Я не только вытерла слезы, но высморкалась туда. Я старалась делать это негромко, но звук получился похожим на лошадиное фырканье. Ну вот, мало мне быть «наиглупейшей девчонкой» во всей Эфразии — так я еще перед чужестранцем выказала себя совершенной простолюдинкой, будто росла не в замке, а в какой-нибудь крестьянской хижине.
Надо отдать должное Джеку — он даже бровью не повел. От его доброты я заревела снова и уже во весь голос. Когда я проревелась, он сказал:
— Знаешь, мой отец тоже не подарок. Но я не думал, что на принцесс можно так кричать.
— Сомневаюсь, принцесса ли я теперь. Могу лия быть принцессой, если королевства Эфразия больше нет? И все из-за меня! Какая же я дура!
— Ты вовсе не дура. Просто облажалась малость, — сказал Джек.
— Что значит «облажалась»? — спросила я, подозревая не слишком приличное значение этого слова.
— Ну... А! Допустила оплошность. Со мной это происходит постоянно.
Допустила оплошность? Я вдруг подумала, что у меня, в довершение к глупости и ужасным манерам, еще и лицо распухло. Поймав в стенном зеркале кусочек своего отражения, я успокоилась. Дар феи Виолетты сохранялся. Я оставалась красивой и совершенной, чего не скажешь о моем уме.
— Давай рассуждать, — вдруг предложил Джек. — Насколько я понял, одна злая ведьма тебя прокляла. Она сказала, что накануне своего шестнадцатилетия ты уколешь палец о веретено.
— Так, — кивнула я.
— Мой отец — он бизнесмен.
— Это что за звание? Он служит при дворе? — спросила я.
— Нет. Он... ну, что-то вроде купца. Так вот, он всегда очень внимательно относится к словам. В его деле — неправильно поймешь, деньги потеряешь. Как звучит это проклятие? «Накануне своего шестнадцатилетия принцесса уколет палец о веретено». Получается, что обязательно уколет. Ведьма же не сказала: «Может уколоть». Или: «Уколет, если проявит неосторожность».
— Но меня с детства учили проявлять осторожность. Понимаешь? Родители постоянно твердили...
Он махнул рукой:
— Ты ничем не оскорбила своих родителей. Они пытались тебя уберечь. Но если в проклятии тебе была обещана встреча с веретеном, все их попытки ни к чему не привели бы. Это просто должно было случиться.
— Но... — пробормотала я и замолчала.
Мне понравился ход рассуждений этого молодого человека. Не такой уж он и простолюдин. Судя по тому, что он рассказал о своем отце, тот из торгового сословия.
— Ты действительно так думаешь? — спросила я.
— Конечно, — ответил он, и я почувствовала, что он не лукавит. — Вдумайся в проклятие ведьмы. Ты непременно должна была дотронуться до этого чертового веретена. Возможно, она даже заколдовала тебя и заставила взять веретено. Это была твоя судьба.
— Судьба, — повторила я.
Мне все больше нравились его рассуждения. Из них вытекало, что в случившемся виновата совсем не я. Виновата Мальволия. А точнее — виноваты родители, не пригласившие ее тогда на торжество.
— Да, судьба. Это все равно как Энакину Скайуокеру судьбой было уготовано стать Дартом Вейдером.
Я никогда не слышала названных Джеком имен. Наверное, это были рыцари из его времени.
— Только отец все равно не переменит своего мнения, — вздохнула я. — Он уже решил, что я — непроходимая дура и королевство разрушилось из-за меня.
Я вдруг вспомнила, как отец говорил, что ему было бы легче, если бы я убежала с каким-нибудь парнем. Я посмотрела на чужестранца Джека О'Нейла. Он был высоким, а его карие глаза завораживали. В них я увидела путь к спасению.
— Ты думаешь, что...
Нет, я не могла просить его об этом.
— Ты что-то хотела сказать, ваше высочество?
Его глаза были еще и добрыми.
— Зови меня просто Талией, потому что... потому что я хочу тебя попросить... Возьми меня с собой.
— Что?
Он отскочил на несколько шагов, будто я его толкнула. Потом, совладав с собой, подошел ко мне и прошептал, оглядываясь на дверь:
— Я не могу.
— Почему? Только потому, что я — принцесса, а ты — простолюдин? Меня это не волнует. Здесь я теперь отверженная. Отец меня возненавидел. Они... — Я махнула в сторону окна, за которым расстилались поля. — Подданные меня тоже вскоре возненавидят. Их посевы засохли, а пища давно сгнила. Они и сами давным-давно гнили бы в земле. Но из-за меня они живы, а мир вокруг изменился. Для многих из них это будет хуже смерти.
— Послушай, Талия. Мне всего семнадцать. Я не могу нести ответственность за принцессу. Я и домашние задания не всегда выполняю.
— Семнадцать — это возраст взрослого мужчины. Наверное, ты пойдешь по торговой части, как твой отец? — спросила я.
— В смысле, заняться бизнесом? Нет уж, увольте.
— Ну тогда ты можешь научиться какому-нибудь ремеслу. Стать кузнецом или башмачником.
— Я и учусь, только не этим ремеслам. Я хожу в колледж... это вроде школы. У нас почти все где-то учатся.
Мир совсем изменился. Настолько, что слово моего отца уже вряд ли что-то значит. Но мне нужно думать о своей судьбе. Мне было предначертано уколоть палец о веретено. Так оно и случилось. Но у
