солнечным зайчиком, бегавшим по комнате, и с желтым, хорошо пахнущим чистым деревом полом. Я задержался мыслью на этой гармонии, и вдруг два слова пришли мне на ум: «Другой век». Не было ни несмолкавшего даже глубокой ночью грохота транспорта, ни двиганья мебели и топота проснувшихся соседей, ни глухого, всегда неожиданного и пугающего клекота унитаза за стеной, ни воя транзисторов из скверика напротив, через дорогу, ни телефонных звонков в самое неожиданное время суток… А самое главное, не надо было никуда спешить, вламываться в битком набитый троллейбус, лавировать в толпе на узких тротуарах…
Рис спал напротив меня на плюшевой кушетке в стиле какого-то Людовика, головой в сторону этажерки, из которой тускло поблескивали старой позолотой тома словаря Даля и иностранные издания книг неизвестных мне авторов. В ногах его стоял туалетный столик из красного дерева на гнутых ножках. На нем возвышались хрустальный графин и мутный пожелтевший стакан. Лицо Риса было мрачно и сосредоточенно, иногда даже принимало угрожающее выражение. Кулачки в царапинах сжимались и разжимались. По всем приметам, Рис сражался во сне со своими врагами.
Я посмотрел на часы: половина седьмого – пора было подниматься, чтобы увидеть молодое утро. По глазам Риса чиркнул все тот же никак не могущий выбраться из комнаты солнечный зайчик.
Сын сморщил конопатый нос и чихнул. Я слегка потрепал Риса за ухо.
– Подъем…
Никто никогда не будил Риса при помощи трепания за ухо. Его будили нежными поцелуями и щекотанием подбородка о животик. Поэтому Рис, вполне естественно, не открывая глаз, спросил недовольным голосом:
– Кто там?
– Берендей.
– Какой такой еще Берендей?
– Ну Бармалей.
Рис продрал кулаком один глаз и уставился на меня.
– А… Это ты. Дай мне поспать.
С этими словами Рис чихнул и повернулся ко мне спиной.
Я сдернул с него простыню.
– А ну вставай! На физзарядку становись!
– Отстань!
– Подъем!
– Да дай же мне поспать. Вот привязался!
– Ты еще грубишь. – Я потянул Риса за ухо.
– Хуже будет, – предупредил Рис и, поскольку я не отпускал ухо, впился мне зубами в руку.
– Ну держись!
Я потащил Риса за ногу. Сын тут же свернулся в клубок, как еж.
– Хоть что со мной делай – ни за что не встану! – заявил он. – Хоть убей! Мама, что он ко мне пристал?
Рис уже успел забыть вчерашние события.
– Не встанешь?
– Мать, он лезет ко мне!
– Даю срок – минуту.
Рис даже не подумал ответить на это предупреждение. Минута прошла в молчании. Рис притворялся крепко спящим. Я набрал из графина в рот воды и рассеял ее мелкими брызгами над телом Риса. Наверно, это был непедагогический прием. Даже наверняка непедагогический. Но зато очень действенный. Рис взвился, как гимнаст над сеткой в цирке.
– Ты что? – завопил он. – Ты что делаешь?
– Я тебя честно предупредил.
Сын сделал попытку лечь опять, но не успел – тут его настиг второй дождь.
Рис яростно вскочил на ноги и вдруг увидел незнакомую комнату. Секунду он таращил глаза в величайшем недоумении, но потом, видно, все вспомнил. Рис опустился на кровать.
– Это, значит, и есть страна Будьчел?
– Она самая.
– И мы всегда будем здесь рано вставать?
– Безусловно. Здесь все рано встают.
– А еще что?
– Ну, для начала умоемся. Да не так, как ты обычно делаешь: смочишь глаза и нос теплой водой, а по- настоящему.
– И шею, значит?
– А как же ты думал?
