Опять вспыхнула зеленая лампочка. Женщина спокойно закрыла книгу и ушла в кабинет. Она вышла такой же, как и ушла. Ничего не изменилось в ее лице. Только у раскрытого окна она задержалась и чуть постояла; возможно, ее привлекло пение скворца.
Зеленый. Холин тихо нажал на дверь. Дверь открылась бесшумно, так бесшумно, что врач не слышала, как он вошел. Почему-то Николай Егорович думал, что врач будет полная старушка со строгим взглядом и властными движениями, но перед ним сидела еще относительно молодая женщина, чуть тронутая сединой, в очках. Она что-то внимательно читала, шевеля губами. Наверно, изучала историю его болезни. Или запоминала имя-отчество. Врач обязан знать всех своих больных по имени-отчеству. Больным это нравится. Холин деликатно кашлянул и сказал:
– Здравствуйте.
Врач слегка вздрогнула, быстро глянула в его сторону, но тут же нахмурилась и постаралась замаскировать свою секундную растерянность торопливым движением: она резко отодвинула от себя историю болезни – все-таки это была история болезни.
– Проходите. Садитесь. Вы Холин?
– Да.
Он присел напротив нее на краешек стула.
– Ну рассказывайте, – сказала врач, не глядя на него. Она продолжала смотреть в отодвинутую историю – наверно, не успела дочитать. В ее голосе была профессиональная доброжелательность.
– Да там все написано, – Холин кивнул на историю. – Коротко и ясно. Инфаркт.
– Сколько вам лет?
– Там тоже написано. Сорок.
– Рано.
– Когда-то надо, – Николай Егорович усмехнулся, Улыбка получилась некрасивой, кривой. Он сам это почувствовал.
– А какая причина? Поволновались?
Холин кивнул.
– Поволновался. Производственный конфликт. Смотрите многосерийные фильмы по телевизору про новаторов и консерваторов? Вот и у нас так.
– Вы новатор?
– Нет, консерватор.
– Такой молодой – и уже консерватор.
– С рождения консерватор.
В уголках ее слегка подкрашенных серебристой помадой губ шевельнулась улыбка.
– И все-таки не стоило так волноваться. Вы нужны производству здоровым, а не больным.
– Вы хотите сказать – живым, а не мертвым.
– Можно и так, если хотите. Перед совещанием или неприятным разговором надо принимать успокаивающее. Вы пьете успокаивающее?
– Нет.
– Хорошо помогает валлиум или беллоид.
– Теперь буду пить. Или уже поздно?
– Нет, почему же поздно…
Врач взяла шариковую ручку и принялась машинально вертеть ее на полированной поверхности стола.
– Кроме того, я бы вам посоветовала на ночь отвар трав…
– Простите, как вас зовут? – перебил Холин.
– Антонина Петровна.
Наступила пауза. Получилось как-то не очень тактично. Холин постарался нащупать ее взгляд за стеклами очков, чтобы глазами смягчить свою вдруг вырвавшуюся грубость, но она отвела глаза, стала смотреть на вертящуюся по поверхности стола ручку.
– Кроме того, Антонина Петровна, от меня ушла невеста. Тут уж никакой отвар трав…
– Невеста? – он не думал, что она так растеряется и смутится.
– Ну да. Как говорится, увели прямо из-под носа.
– И вы сильно переживали? – теперь в голосе у Антонины Петровны было уже самое настоящее сочувствие, а не профессиональная доброжелательность.
– Конечно, сильно. Невеста была хорошая.
– Красивая?
– Не в этом дело. Она была бы отличной женой. Есть такие женщины. Они словно бы рождаются для дома, для семьи.
